Белов В. А. Очерки вещного права. Научно-полемические заметки. М. Юрайт. 2015.
В. А. Белов и К. И. Скловский — два самых величайших цивилиста современной России. Первый известен своими исследованиями в области обязательственного права и ценных бумаг, второй — права собственности. Мне давно было интересно увидеть полемику между ними по какому-либо вопросу, но увы, темы их научных исследований никак не пересекались. Наконец, это произошло. В прошлом году Белов выпустил монографию «Очерки вещного права. Научно-полемические заметки», в которой он по отдельным вопросам полемизирует со К. И. Скловским.
Книга отчасти дублирует и отчасти развивает материал вышедшего ранее учебника В. А. Белова, том третий которого содержит взгляды автора на вещные права [i], а четвёртый — на виндикацию [ii]. Большая часть книги (очерки с 1 по 7) посвящена полемике с выпущенным кафедрой гражданского права МГУ учебником гражданского права под редакцией Е. А. Суханова [iii] (крайне интересный жанр, в юриспруденции встречается редко [iv]). Остальные очерки (с 8 по 12) — это переработка ранее опубликованных автором статей.
Основные идеи книги состоят в следующем.
1. Правоотношения необходимо классифицировать не на вещные и обязательственные, а на абсолютные и относительные, так как существуют правоотношения, не являющиеся ни вещными, ни обязательственными: исключительные и корпоративные. Критерий их разграничения: степень определённости круга лиц, обеспечивающих возможности управомоченного субъекта.
2. Правомочие распоряжения не входит в состав права собственности, так как юридические возможности, объектами которых являются субъективные права могут относиться только к правоспособности.
3. Признак названности вещного права в законе, индивидуальная определённость вещи, абсолютная защита вещных прав — не самостоятельные признаки вещных прав, а лишь логические следствия их абсолютной природы. Если по законодательному описанию какого-либо субъективного права можно сделать вывод о том, что таковое устанавливается на индивидуально-определённую вещь и даёт своему обладателю возможность непосредственного господства, то такое право объективно является вещным, даже если закон не назвал его таковым. Это вопрос природы права и науки, а не произвола законодателя.
4. Возможность владения не может быть разновидностью возможности требования, следовательно, никак не может быть правомочием, входящим в состав субъективного обязательственного права. Таким образом, субъективное право, заключающее в своём составе правомочие владения, никогда ни при каких обстоятельствах не может быть признано обязательственным правом. Разница между владением и требованием по обязательству: владение удовлетворяет потребность само по себе, требование не удовлетворяет. Вещные права — это всегда «права на владение». Правомочие владения включено в содержание каждого вещного права. Но не всякое субъективное право, имеющее предметом индивидуально-определённую вещь, является вещным; так не являются вещными права на вещь перевозчика, хранителя, субарендатора.
5. Вещные права — это субъективные гражданские абсолютные права, оформляющие отношения непосредственного фактического господства (владения) своих обладателей над вещами — своими (право собственности) или чужими (ограниченные вещные права); возможность такого господства проявляется, во-первых, в возможности совершения управомоченным лицом в отношении вещей собственных активных действий, а также в его возможности отстранять от подобного господства всех других лиц.
Исходя из этого определения, к вещным правам автор относит залог, право владеющего арендатора, право владеющего ссудополучателя, жилищный наем (коммерческий и социальный), как разновидность аренды, права членов семьи нанимателя по социальному найму — вещные права, право членов семьи в коммерческом найме — не вещные.
Наоборот, не являются вещными правами: право получения ренты — это вещное обременение; преимущественное право покупки недвижимой вещи — оно осуществляется активными действиями управомоченного лица, которые имеют не фактический, а юридический характер (сделка), здесь объектом воздействия является не сама вещь, а её правовой режим, состояние принадлежности определённому лицу на праве собственности. Преимущественное право покупки, будучи возможностью распоряжения чужим правом собственности должно быть отнесено к числу элементов динамической правоспособности (секундарных прав), которые не могут быть содержанием субъективных прав, в том числе ограниченных вещных. Указанное в ч. 3 ст. 564 ГК ожидаемое право — это секундарное право, элемент правоспособности лица (в данном случае продавца предприятия или собственника входящих в его состав вещей), состоящее в возможность распоряжения субъективным правом, перенесённый в правоспособность другого лица (покупателя предприятия).
6. Правомочиями владения, пользования (включая физическое уничтожение вещи) и распоряжения собственника охватываются его любые правомерные действия, совершённые собственником в рамках своей правоспособности, в отношении объекта любого из трёх правомочий и отвечающие цели признания соответствующего правомочия. Необходимо устанавливать точный перечень правомочий, иначе невозможно установить содержание права собственности и отграничить его от ограниченных вещных прав.
7. Владельческая аренда — вещное право. Довод о том, что содержание прав арендатора может по-разному определяться в договорах аренды Белов отвергает, так как содержание права арендатора определено в ГК столь же императивно и однозначно, сколь и содержание права собственности. Его составляют возможности совершения арендатором активных действий, по владению и пользованию объектом аренды. Утверждение оппонентов о том, что возможности арендатора осуществлять сдачу имущества в субаренду или в ссуду, уступать арендные права, отдавать их в залог и вносить в уставный капитал могут быть установлены договором аренды по мнению Белова не соответствует законодательству: достаточно ознакомиться с п. 2 ст. 615 ГК РФ, чтобы установить, что на самом деле такое определение может осуществляться лишь ГК, иными законами или иными правовыми актами, но не договором.
8. Автором разработан институт «присвоения чужих вещей», под которым он понимает приобретение права собственности на чужую вещь без совершения сделки, направленной на её отчуждение (добросовестное приобретение права собственности, приобретение по давности владения). Возможность совершения данной сделки представляет собой секундарное право. К этому институту относятся: (1) обращение в свою собственность денежных средств, вырученных от продажи чужих вещей при обращении на ни взыскания, (2) поступление в собственность взыскателя (оставление им за собой) вещей должника, оставшихся не проданными в ходе исполнительного производства, (3) поступление (обращение) в собственность бесхозяйных вещей в том числе вещей брошенных и найденных, безнадзорных животных, кладов, выморочного имущества обращение в собственность вещей, переданных по недействительным сделкам, вещей, составляющих предмет конфискационных санкций и подлежащих национализации, изъятие земельных участков, используемых с грубым нарушением действующего законодательства, (4) приобретательная давность, (5) приобретение трофеев, т. е. захват вещей в ходе военных действий, захват пиратских судов с находящимся на них имуществом.
9. Автор исследует вопрос о правовой природе и последствиях смешения вещей. По его выводам, поскольку право собственности, как и всякое абсолютное субъективное право, имеет своим объектом индивидуально-определённую вещь, то утрата такой субстанции должна приводить к прекращению существования и самого права. Вместе с тем, смешение приводит к образованию нового, прежде не существующего объекта — совокупности смешанных друг с другом однородных предметов и возникновению нового права собственности на эту самую вещевую массу. Собственник — владелец массы. Причина: ни один из бывших собственников смешанных вещей не в состоянии отождествить вновь созданную вещь (продукт смешения) с объектом именно своего права собственности. Основание приобретения: возникновение (создания) новой движимой вещи в имуществе определённого лица (п. 1 ст. 218 ГК), процесс создания вещи будет выражаться в самом смешении.
Случай юридического смешения: внесение вкладов несколькими вкладчиками в банк. Перед нами новая вещь (стопка банкнот), созданная банком для себя с соблюдением закона — законное смешение — вещь принадлежит банку. Субъектом права собственности на предмет, образовавшийся в результате смешения, является лицо, в фактическом владении (в составе имущества) которого этот предмет образовался и находиться. Противоправное смешение даёт иск об убытках.
Юридическая гибель вещи — её исчезновение из мира права — совсем не обязательно должна быть соединена с гибелью физической — её исчезновением из мира материальных предметов. Причина: юридическая гибель вещи — это потеря ей своей индивидуальности, а потерять свою индивидуальность (прекратить существование в качестве индивидуально-определённой вещи) вещь может и тогда, когда она сохраняет своё физическое бытие. Одним из таких случаев является смешение вещей. Другой случай, весьма близко подходящий к смешению — конструктивное соединение вещей различного рода и качества. Так, автомобильный двигатель, сошедший с заводского конвейера — индивидуально-определённая вещь, самостоятельный объект гражданских прав. Но тот же самый двигатель, смонтированный на автомобиле, утрачивает не только свою индивидуальность, но и качества объекта гражданских прав. Таковым (индивидуально-определённой вещью) становиться автомобиль в целом: двигатель же (как и иные элементы автомобиля) рассматривается как его часть. Но такого объекта гражданских правоотношений как часть вещи ни гражданскому законодательству, ни науке права не известно.
Возможны случаи соединения вещей не с вещами, а с иными материальными предметами, например, человеческими телами. Так, протез, стоящий около кровати известного инвалида, является классическим объектом права собственности; последствия его порчи, уничтожения или похищения будут обсуждаться по правилам об имущественных правонарушениях. Но тот же самый протез, будучи надетым инвалидом (протез в составе человеческого тела), рассматривается как элемент организма человека и, стало быть, вообще исчезает (выбывает) из мира объектов гражданских правоотношений. Тот, кто ударом по протезу ноги сбивает инвалида на землю, посягает на его телесную неприкосновенность; последствия такого посягательства будет обсуждаться по правилам о возмещении вреда, причинённого здоровью. Сказанное применимо не только к искусственным, но и к естественным частям человеческого организма — органам и тканям. Кровь в составе организма донора не имеет никакого отношения к миру объектов правоотношений; та же кровь, но сданная донором, становиться вещью — объектом гражданских правоотношений; наконец та же кровь, будучи влитой в организм реципиента вновь исчезает из мира вещей — объектов гражданских правоотношений.
10. В. А. Белов оспаривает тезис К. И. Скловского о том, что добросовестность означает отсутствие права, добросовестного получения права быть не может. Аргументы автор приводит следующие: (А) Прежде всего неверно, что «…добросовестным закон считает лицо, которое не знало и не могло знать о незаконности совершённой с ним сделки (см., например, ст. 302 ГК РФ), шире — о причинах, которые не позволили получить право»: обращение к тексту ст. 302 ГК позволяет установить, что предметом добросовестного заблуждения является возможность («право») лица отчуждать спорную вещь. При этом ниоткуда не следует, что отсутствие такой возможности является причиной, исключающей приобретение субъективного права; иначе — что всякое приобретение субъективного права имеет своей необходимой предпосылкой его отчуждение кем-либо, (Б) во-вторых, отсутствие необходимости ссылаться на добрую совесть при наличии субъективного права вовсе не равнозначно отсутствию возможности характеризовать действия по приобретению этого права как действия добросовестные. «Не нужно» — не значит невозможно; скорее наоборот: о нужности или ненужности чего-либо имеет смысл рассуждать только тогда, когда это что-то в принципе возможно, (В) в-третьих, аргумент о том, что «добрая совесть защищается потому, что права нет» сам нуждается в аргументации. С не меньшим основанием можно утверждать, что «…добрая совесть защищается … потому что она сама по себе ведёт к приобретению права».
11. В. А. Белов критикует абз. 1 п. 38 постановления пленумов ВАС РФ и ВС РФ 10/22 от 29.04.2010, которое вводит презумпцию недобросовестности. По мнению Белова эта презумпция ошибочна, так как в п. 3 ст. 10 ГК РФ закреплена иная презумпция — презумпция добросовестности: «…в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются». Здесь у В. А, Белова вновь полемика со К. И. Скловским, который полагает, что ГК РФ прямо презумпцию добросовестности не вводит, так как в ч. 3 ст. 10 ГК РФ речь идёт о защите права, между тем как «добрая совесть противостоит праву и, стало быть, если защищается право, то нет нужды выяснять добрую совесть, а если защищается позиция, основанная на доброй совести, то тогда не защищается право». Белов возражает: «Продолжая это рассуждение следует заключить, что норма п. 3 ст. 10 ГК … не имеет смысла (по крайней мере — в той части, которая касается добросовестности). С этим мнением можно было бы согласиться, если бы эта норма не допускала никакого другого толкования. На наш взгляд, нет никаких сомнений в том, что действительный её смысл гораздо шире буквального: в том виде, в котором норма закреплена в п. 3 ст. 10 ГК, она являет собой частный случай общего принципа презумпции добросовестности любых действий, направленных на реализацию гражданской правоспособности, осуществление и защиту гражданских прав».
12. Автор критикует п. 34 того же постановления пленумов, согласно которому «в случаях, когда между лицами отсутствуют договорные отношения или отношения, связанные с последствиями недействительности сделки, спор о возврате имущества собственнику подлежит разрешению по правилам ст. 301, 302 ГК». Белов полагает, что эти нормы могут так же применяться к случаям, когда между сторонами есть договорные или реституционные отношения. Он полагает, что данное правило основано на двух постулатах: (1) собственник всегда является лицом, имеющим право распоряжения своим имуществом, (2) участник недействительной сделки в отношениях со своим контрагентом всегда является недобросовестным приобретателем. Первый постулат неверен, так как собственник не может распоряжаться своим имуществом в случае ареста, недееспособности, залога. Второй постулат неверен, так участник недействительной сделки может не знать, о наличии обстоятельств, дающих основание признать сделку недействительной. Отсюда автор делает вывод: нормы ст. 301 и 302 подлежат применению к любым искам об истребовании индивидуально-определённых вещей из чужого незаконного владения, в том числе и тогда, когда такое истребование осуществляется в качестве одного из последствий недействительности сделки.
13. Автор обосновывает своё понимание виндикационного иска. По его мнению, неправомерное завладение вещью, например, в случае кражи, не оказывает влияния на право собственности и не нарушает его — собственник по-прежнему сохраняет правомочия владения и пользования, равно как и распоряжения, как элемент правоспособности собственника. Меняются фактические отношения, но не юридические. Хищение нарушает владение, как фактическое состояние. Виндикационный иск защищает не право, а само фактическое владение.
Трактуя виндикационный иск как иск о восстановлении фактического владения собственника ГК одновременно с этим признаёт существование ещё и виндикационного иска, адресованного не просто фактическому владельцу вещи, но фактическому владельцу вещи, являющемуся в то же время ещё и добросовестным приобретателем права на вещь. Но ни один подобный иск — ни один иск к приобретателю — т. е. к лицу, приобретшему право собственности на вещь — никак не может быть в то же самое время иском собственника к не собственнику: ведь приобретатель — он потому и приобретатель, что получает не владение вещью, а право на вещь, т. е. становиться собственником вещи. Иск к добросовестному приобретателю, удовлетворяемый на условиях ст. 302 ГК — это иск бывшего и не владеющего собственника к новому, в том числе не владеющему, собственнику вещи. Цель этого иска прекратить право собственности на вещь у ответчика и восстановление права собственности истца.
В нормах ст. 301 и 302 ГК говориться о двух различных исках. Первый — тот, что предъявляется не владеющим собственником к фактическому владельцу вещи, не являющемуся её добросовестным приобретателем (неисправному контрагенту по обязательству, недобросовестной стороне недействительной сделки, лицу, нашедшему вещь, лицу-похитителю, недобросовестному приобретателю и т. д. — словом, лицу, которое не приобрело и не могло приобрести права собственности на вещь). Это и есть классический виндикационный или владельческий иск. Второй иск — кондикционный. Он предъявляется бывшим и не владеющим собственником к лицу, ставшему собственником вещи на основании акта его добросовестного приобретения.
Разница между этими исками в следующем: (1) истцы: первый иск — собственник, второй — бывший собственник, (2) ответчики: незаконный владелец, собственник вещи, (3) содержание: возврат владения, возврат права, (4) условия удовлетворения: первый всегда, второй — никогда, «за исключениями, прямо установленными в законе (ст. 302 ГК)», а именно если вещь приобретена добросовестно, но (1) безвозмездно, либо (2) выбыла из владения собственника помимо его воли.
***
Сначала о том, что на мой взгляд у Белова верно. Тезис № 1 о классификации правоотношений на абсолютные и относительные, тезис № 3 о признаках вещных прав, тезис № 5 в части определения вещных прав. В тезисе № 8 я не имею возражений против разработанного автором института «присвоения чужих вещей», хотя и не вижу в нём никакого практического смысла. Особо стоит отметить тезисы под № 9 — это настоящий научный шедевр, лучший очерк книги, в котором блестяще решён теоретически трудный и практически важный цивилистический вопрос.
Теперь о том, что в выводах В. А. Белова крайне спорно.
Свою книгу автор характеризует как «законченное учение о вещных правах, построенное критико-догматическим методом». Мне очень странно видеть разработку такой культурной, до предела нагруженной более чем двухтысячелетними экономическими, философскими, историческими, этическими представлениями темы на голой догматике, да ещё и сугубо на материале действующего отечественного ГК, без привлечения материала сопутствующих гуманитарных дисциплин, как у К. И. Скловского и экономического анализа права, популяризацией которого отечественная цивилистика обязан А. Г. Карапетову [v], и даже без привлечения иностранного права для сравнительного анализа. Странно так же, что, полемизируя с К. И. Скловским, автор цитирует его маленькую брошюру «Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах», вышедшую в 2004 году, которая содержит лишь базовую аргументацию, изложенную популярным языком в сугубо практическом ключе. Более расширенные и глубокие аргументы К. И. Скловского, изложенные в монографии «Собственность в гражданском праве», последнее пятое издание которой вышло в 2010 году, автор игнорирует, хотя об этой книге он, разумеется, знает — она есть в списке рекомендованной литературы его учебника 2013 года [vi].
Тезис № 2 о том, что правомочие распоряжения не входит в право собственности основан на теории «динамической правоспособности», разработанной М. М. Агарковым. Суть этой теории в том, что гражданскую правоспособность следует понимать динамически — как возможность каждого лица в определённый момент иметь определённые конкретные права и обязанности в зависимости от его взаимоотношений с другими лицами. Обоснованность этой теории — предмет давнего спора в отечественной цивилистике. Аргументы критиков этой теории в советской [vii] и в современной цивилистике [viii] мне кажутся убедительными.
Тезис № 4. Исходная посылка «возможность владения не может быть разновидностью возможности требования, следовательно, никак не может быть правомочием, входящим в состав субъективного обязательственного права» верен, а вот вывод, который делает автор из этой посылки — «таким образом, субъективное право, заключающее в своём составе правомочие владения, никогда ни при каких обстоятельствах не может быть признано обязательственным правом» — ложен. Обязательственное право обеспечивает правомочие владения, делает его возможным. Например, в отношениях аренды, у арендатора есть законное владение, но для того, чтобы оно появилось, необходимо наличие законного требования арендатора к арендодателю о предоставлении вещи. После того, как вещь предоставлена у арендатора имеет требование об обеспечении владения (не препятствовать владению, делать ремонт и пр.). Данный тезис является одним из аргументов, с помощью которых автор далее пытается доказать, что право владения вещь на основании договора является вещным. К разбору этого тезиса мы далее ещё вернёмся при обсуждении природы прав арендатора.
Тезис № 6 фактически являет собой поддержку идеи о «триаде правомочий собственника». Ошибочность этой идеи убедительно доказана К. И. Скловским [ix].
Тезис № 7 о том, что владельческая аренда — вещное право, ошибочен. В доктрине уже неоднократно обращалось внимание на то, что объём правомочий конкретного арендатора зависит от содержания договора аренды, т. е. определяется соглашением сторон, а не законом (ср. особенно ст. 615 и 616 ГК РФ) [x], что не соответствует одному из обязательных признаков вещного право — исчерпывающая определённость его содержания законом. Предлагаемое Беловым толкование п. 2 ст. 615 ГК РФ несостоятельно, так как не учитывает общие подходы к диспозитивности и императивности, изложенные в постановлении Пленума ВАС РФ «О свободе договора и её пределах» от 14.03.2014 № 16. А. Г. Карапетов и Р. С. Бевзенко, комментируя абз. 1 ч. 2 ст. 615 ГК с позиции подходов этого постановления, пишут следующее: «Положения абзаца 1 пункта 2 комментируемой статьи о правах арендатора являются диспозитивными, несмотря на то, что в тексте нормы говориться о том, что иное может быть установлено настоящим Кодексом, другим законом или правовым актом. Очевидно, что включение в Кодекс соответствующего положения призвано внести некоторые элементы упрочения в правовое положение арендатора. Но из этого не следует делать вывод об императивности этих норм. С одной стороны, изменение положений абз. 1 п. 2 ст. 615 Кодекса в форме ограничения названных прав арендатора (в том смысле, что арендатор в силу прямого указания в договоре не имеет права передавать права из договора аренды третьим лицам) никак не нарушает логику самой нормы с учётом того, что реализация указанных в данной норме ГК РФ прав возможна лишь с согласия арендодателя. Ведь по большому счёту нет разницы, на каком этапе арендодатель блокирует эти правомочия арендатора — при заключении договора или при обращении арендатора с просьбой согласовать поднаем, перенаем и т. п. С другой стороны, „проарендаторское“ изменение положений абз. 1 по 2 ст. 615 Кодекса (в форме, например, исключения необходимости получения согласия арендодателя на поднаем) так же вполне укладывается в смысл этой нормы, состоящей в придании правам арендатора … некоторой оборотоспособности, близкой к оборотоспособности ограниченных вещных прав» [xi].
Разберём тезис 10. Аргумент (А) «предметом добросовестного заблуждения является возможность („право“) лица отчуждать спорную вещь. При этом ниоткуда не следует, что отсутствие такой возможности является причиной, исключающей приобретение субъективного права; иначе — что всякое приобретение субъективного права имеет своей необходимой предпосылкой его отчуждение кем-либо» опровергается тем, что в силу ч. 1 ст. 208 ГК РФ, а также свойства исключительности собственности, распоряжаться вещью может только собственник. Аргумент (Б) опровергается тем, что для правопорядка всё равно как воспринимал продавца вещи покупатель. Даже если покупатель думал, что у продавца — истинного собственника, права на вещь нет, то покупка вещи делает покупателя собственником, даже если он в мыслях считал себя добросовестным приобретателем. Что касается аргумента (В) то аргумент «добрая совесть защищается потому, что права нет» доказывается очень просто: если право есть, то добрая совесть для его защиты не нужна. У покупателя в этом случае есть нормальное законное основание для приобретения права и ему просто не нужна апелляция к незнанию об отсутствии у продавца права собственности.
В тезисе № 11 В. А. Белов прав. Действующее законодательство, а именно ч. 5 ст. 10 действительно содержит презумпцию добросовестности. Иная позиция К. И. Скловского ошибочна. Это вызвано тем, что в то время, когда она излагались (2010 год) в ГК РФ этой нормы не было, она была введена Федеральным законом от 30.12.2012 № 302-ФЗ.
В тезисе № 12 В. А. Белов допускает возможность для защиты обязательственных прав применять вещные иски. Вывод ошибочный. Здесь прав К. И. Скловский: «Решающее значение имеет характер отношений по поводу имущества — личный или вещный. Если ответчик получил вещь от истца (либо от третьего лица по указанию истца, по его воле), то налицо личные отношения — договорные или вытекающие из недействительного договора. В этом случае утрата вещи ответчиком не прекращает отношений, ведь они имеют личный характер, адресованы к лицу и сохраняются, пока существует это лицо или его правопреемники. Если же вещь получена ответчиком не от истца, не по его воле, то ответчика связывает с истцом только вещь и отношения имеют вещную, а не личную природу. Эти вещные отношения сохраняются до тех пор, пока ответчик сохраняет владение вещью. Утрата или гибель вещи прекращает отношения сторон…» [xii].
Мне кажется уместным привести ещё одну цитату из другой книги К. И. Скловского, завершающую аргументацию последнего по данному вопросу: «На самом деле если возникает спор о владении вещью между законным владельцем и собственником, то этот спор не может быть не чем иным, как обсуждением взаимных, относительных прав на вещь. Но если спор имеет относительный, личный характер, то иск утрачивает черты вещного иска, а защита по ст. 305 ГК против собственника никак не может считаться владельческой защитой. … требование из реституции не имеет вещного характера, оно строго личное, относительное, т. е. относится только к сторонам недействительной сделки и не исчезает при утрате (в том числе при переходе к третьим лицам) вещи, не следует за вещью, как это пристало вещному праву, а просто преобразуется в требование о денежной компенсации (п. 2 ст. 167 ГК). Значит, во всяком случае, это требование, как личное, должно быть рассмотрено прежде вещного иска в силу известного правила о том, что личные иски исключают вещные» [xiii].
В тезисе № 13 вывод В. А. Белова о том, что виндикация защищает не право, а фактическое владение ошибочен. Для истребования вещи виндикационным иском надо доказывать не владение вещью, а право на неё. Предлагаемое автором разделение приобретателей в ст. 302 ГК на «приобретателей» и «владельцев», в чём ему видится главный источник проблем в правильном понимании ст. 302 ГК, на самом деле источником проблем не является. Виндикационный иск работает не тогда, когда приобретатель заключил договор о покупке вещи, а тогда, когда приобретатель получил вещь в своё владение [xiv].
На мой взгляд, автору напрасно в ст. 302 ГК РФ мерещиться кондикционный иск. Если ответчик является собственником вещи по основанию её добросовестного приобретения (п. 2 ст. 223 ГК РФ), то в истребовании вещи будет отказано по мотиву приобретения ответчиком права собственности на законном основании. Для кондикции здесь места нет [xv]. Если сам автор признаёт, что этот «кондикционный» иск никогда не будет удовлетворён, «за исключениями, установленными в законе (ст. 302 ГК)», а эти исключения — чистая виндикация, тогда зачем особо выделять этот иск? Зачем нужен способ защиты права, который никогда не ведёт к его защите?
**
Книга подтверждает репутацию В. А. Белова как гениального догматика. Да вот беда: в современной цивилистике вести научные исследования в области вещных прав только догматическим методом непродуктивно, и разобранная мной книга В. А. Белова печальное тому доказательство.
___________________________________________________
[i] Белов В. А. Гражданское право. Т. 3. Особенная часть. Абсолютные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013.
[ii] Белов В. А. Гражданское право. Т. 4. Особенная часть. Относительные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013.
[iii] Гражданское право: учебник/ под ред. Е. А. Суханова. 3-е изд. Т. 1−3. М. ВолтерсКлувер. 2004 — 2005.
[iv] См. Табашников И. Прошлая учёная деятельности цивилиста П. П. Цитовича: Критическая оценка его важнейших ученых произведений в области цивилистики. Одесса. 1896, Колосова М. А. «Профессор Г. Ф Шершеневич и „Юрист“ Грин» М. 1912 (автор критикует И. В. Грина за его брошюру «Профессор Шершеневич и его труды»). Пример из философии: Чичерин Б. Н. «Мистицизм в науке». М. 1881 (книга посвящена разбору докторской диссертации В. С. Соловьева «Критика отвлечённых начал»).
[v] См. Карапетов А. Г. Экономический анализ права. М. Статут. 2016. О том, как работает экономический анализ права для анализа права собственности см. Томас У. Мэрилл, Генри Э. Смитт. Что случилось с правом собствености в расмках экономического анализа права // Вестник гражданского права. 2016. № 1. С. 222−279.
[vi] Белов В. А. Гражданское право. Т. 3. Особенная часть. Абсолютные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013. Т. 3 С. 98.
[vii] Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 12, Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 5, Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». М.: Статут, 2000. С. 288−289.
[viii] Третьяков С. В. О проблеме догматической квалификации «правомочия распоряжения» // Основные проблемы частного права. Сборник статей к юбилею доктора юридических наук, профессора Александра Львовича Маковского / отв. ред. В. В. Витрянский, Е. А. Суханов. М.: Статут, 2010, Ушницкий Р.Р. О гражданско-правовой форме корпоративного отношения // Вестник гражданского права. 2011. № 5. С. 64 — 91.
[ix] Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е издание. М. Статут. 2010, см. главу 8 «Проблема триады».
[x] Суханов Е. А. Ещё раз о различиях вещных и обязательственных прав // Частное право. Преодолевая испытания. К 60-летию Б. М. Гонгало. М. Статут. 2016.
[xi] Карапетов А. Г., Бевзенко Р. С. Комментарий к нормам ГК об отдельных видах договоров в контексте постановления Пленума ВАС РФ «О свободе договора и её пределах» // Вестник ВАС РФ. 2014. № 9. С. 18−19.
[xii] Скловский К.И. Применение законодательства о собственности. Трудные вопросы: Комментарий Постановления Пленума В С РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г., Постановления Пленума ВАС РФ от 11 июля 2011 г. № 54, информационного письма Президиума ВАС РФ от 15 января 2013 г. N 153. М.: Статут, 2014. См. комментарий к п. 34 Постановления Пленума В С РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г.
[xiii] Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд. М. Статут. 2010 С. (глава 19 «Защита владения и реституция»). С. 624 — 625.
[xiv] На этот момент уже обращалось внимание в литературе. См. Новосёлова А. А., Подшивалов Т. П. Вещные иски: проблемы теории и практики. М. Инфра-М. 2014. С. 107.
[xv] Подробнее о различии виндикации и кондикции — см. Синицын С. А. Исковая защита вещных прав в российском и зарубежном гражданском праве: актуальные проблемы. М. Инфотропик Медиа. 2015. С. 118−123.
Основные идеи книги состоят в следующем.
1. Правоотношения необходимо классифицировать не на вещные и обязательственные, а на абсолютные и относительные, так как существуют правоотношения, не являющиеся ни вещными, ни обязательственными: исключительные и корпоративные. Критерий их разграничения: степень определённости круга лиц, обеспечивающих возможности управомоченного субъекта.
2. Правомочие распоряжения не входит в состав права собственности, так как юридические возможности, объектами которых являются субъективные права могут относиться только к правоспособности.
3. Признак названности вещного права в законе, индивидуальная определённость вещи, абсолютная защита вещных прав — не самостоятельные признаки вещных прав, а лишь логические следствия их абсолютной природы. Если по законодательному описанию какого-либо субъективного права можно сделать вывод о том, что таковое устанавливается на индивидуально-определённую вещь и даёт своему обладателю возможность непосредственного господства, то такое право объективно является вещным, даже если закон не назвал его таковым. Это вопрос природы права и науки, а не произвола законодателя.
4. Возможность владения не может быть разновидностью возможности требования, следовательно, никак не может быть правомочием, входящим в состав субъективного обязательственного права. Таким образом, субъективное право, заключающее в своём составе правомочие владения, никогда ни при каких обстоятельствах не может быть признано обязательственным правом. Разница между владением и требованием по обязательству: владение удовлетворяет потребность само по себе, требование не удовлетворяет. Вещные права — это всегда «права на владение». Правомочие владения включено в содержание каждого вещного права. Но не всякое субъективное право, имеющее предметом индивидуально-определённую вещь, является вещным; так не являются вещными права на вещь перевозчика, хранителя, субарендатора.
5. Вещные права — это субъективные гражданские абсолютные права, оформляющие отношения непосредственного фактического господства (владения) своих обладателей над вещами — своими (право собственности) или чужими (ограниченные вещные права); возможность такого господства проявляется, во-первых, в возможности совершения управомоченным лицом в отношении вещей собственных активных действий, а также в его возможности отстранять от подобного господства всех других лиц.
Исходя из этого определения, к вещным правам автор относит залог, право владеющего арендатора, право владеющего ссудополучателя, жилищный наем (коммерческий и социальный), как разновидность аренды, права членов семьи нанимателя по социальному найму — вещные права, право членов семьи в коммерческом найме — не вещные.
Наоборот, не являются вещными правами: право получения ренты — это вещное обременение; преимущественное право покупки недвижимой вещи — оно осуществляется активными действиями управомоченного лица, которые имеют не фактический, а юридический характер (сделка), здесь объектом воздействия является не сама вещь, а её правовой режим, состояние принадлежности определённому лицу на праве собственности. Преимущественное право покупки, будучи возможностью распоряжения чужим правом собственности должно быть отнесено к числу элементов динамической правоспособности (секундарных прав), которые не могут быть содержанием субъективных прав, в том числе ограниченных вещных. Указанное в ч. 3 ст. 564 ГК ожидаемое право — это секундарное право, элемент правоспособности лица (в данном случае продавца предприятия или собственника входящих в его состав вещей), состоящее в возможность распоряжения субъективным правом, перенесённый в правоспособность другого лица (покупателя предприятия).
6. Правомочиями владения, пользования (включая физическое уничтожение вещи) и распоряжения собственника охватываются его любые правомерные действия, совершённые собственником в рамках своей правоспособности, в отношении объекта любого из трёх правомочий и отвечающие цели признания соответствующего правомочия. Необходимо устанавливать точный перечень правомочий, иначе невозможно установить содержание права собственности и отграничить его от ограниченных вещных прав.
7. Владельческая аренда — вещное право. Довод о том, что содержание прав арендатора может по-разному определяться в договорах аренды Белов отвергает, так как содержание права арендатора определено в ГК столь же императивно и однозначно, сколь и содержание права собственности. Его составляют возможности совершения арендатором активных действий, по владению и пользованию объектом аренды. Утверждение оппонентов о том, что возможности арендатора осуществлять сдачу имущества в субаренду или в ссуду, уступать арендные права, отдавать их в залог и вносить в уставный капитал могут быть установлены договором аренды по мнению Белова не соответствует законодательству: достаточно ознакомиться с п. 2 ст. 615 ГК РФ, чтобы установить, что на самом деле такое определение может осуществляться лишь ГК, иными законами или иными правовыми актами, но не договором.
8. Автором разработан институт «присвоения чужих вещей», под которым он понимает приобретение права собственности на чужую вещь без совершения сделки, направленной на её отчуждение (добросовестное приобретение права собственности, приобретение по давности владения). Возможность совершения данной сделки представляет собой секундарное право. К этому институту относятся: (1) обращение в свою собственность денежных средств, вырученных от продажи чужих вещей при обращении на ни взыскания, (2) поступление в собственность взыскателя (оставление им за собой) вещей должника, оставшихся не проданными в ходе исполнительного производства, (3) поступление (обращение) в собственность бесхозяйных вещей в том числе вещей брошенных и найденных, безнадзорных животных, кладов, выморочного имущества обращение в собственность вещей, переданных по недействительным сделкам, вещей, составляющих предмет конфискационных санкций и подлежащих национализации, изъятие земельных участков, используемых с грубым нарушением действующего законодательства, (4) приобретательная давность, (5) приобретение трофеев, т. е. захват вещей в ходе военных действий, захват пиратских судов с находящимся на них имуществом.
9. Автор исследует вопрос о правовой природе и последствиях смешения вещей. По его выводам, поскольку право собственности, как и всякое абсолютное субъективное право, имеет своим объектом индивидуально-определённую вещь, то утрата такой субстанции должна приводить к прекращению существования и самого права. Вместе с тем, смешение приводит к образованию нового, прежде не существующего объекта — совокупности смешанных друг с другом однородных предметов и возникновению нового права собственности на эту самую вещевую массу. Собственник — владелец массы. Причина: ни один из бывших собственников смешанных вещей не в состоянии отождествить вновь созданную вещь (продукт смешения) с объектом именно своего права собственности. Основание приобретения: возникновение (создания) новой движимой вещи в имуществе определённого лица (п. 1 ст. 218 ГК), процесс создания вещи будет выражаться в самом смешении.
Случай юридического смешения: внесение вкладов несколькими вкладчиками в банк. Перед нами новая вещь (стопка банкнот), созданная банком для себя с соблюдением закона — законное смешение — вещь принадлежит банку. Субъектом права собственности на предмет, образовавшийся в результате смешения, является лицо, в фактическом владении (в составе имущества) которого этот предмет образовался и находиться. Противоправное смешение даёт иск об убытках.
Юридическая гибель вещи — её исчезновение из мира права — совсем не обязательно должна быть соединена с гибелью физической — её исчезновением из мира материальных предметов. Причина: юридическая гибель вещи — это потеря ей своей индивидуальности, а потерять свою индивидуальность (прекратить существование в качестве индивидуально-определённой вещи) вещь может и тогда, когда она сохраняет своё физическое бытие. Одним из таких случаев является смешение вещей. Другой случай, весьма близко подходящий к смешению — конструктивное соединение вещей различного рода и качества. Так, автомобильный двигатель, сошедший с заводского конвейера — индивидуально-определённая вещь, самостоятельный объект гражданских прав. Но тот же самый двигатель, смонтированный на автомобиле, утрачивает не только свою индивидуальность, но и качества объекта гражданских прав. Таковым (индивидуально-определённой вещью) становиться автомобиль в целом: двигатель же (как и иные элементы автомобиля) рассматривается как его часть. Но такого объекта гражданских правоотношений как часть вещи ни гражданскому законодательству, ни науке права не известно.
Возможны случаи соединения вещей не с вещами, а с иными материальными предметами, например, человеческими телами. Так, протез, стоящий около кровати известного инвалида, является классическим объектом права собственности; последствия его порчи, уничтожения или похищения будут обсуждаться по правилам об имущественных правонарушениях. Но тот же самый протез, будучи надетым инвалидом (протез в составе человеческого тела), рассматривается как элемент организма человека и, стало быть, вообще исчезает (выбывает) из мира объектов гражданских правоотношений. Тот, кто ударом по протезу ноги сбивает инвалида на землю, посягает на его телесную неприкосновенность; последствия такого посягательства будет обсуждаться по правилам о возмещении вреда, причинённого здоровью. Сказанное применимо не только к искусственным, но и к естественным частям человеческого организма — органам и тканям. Кровь в составе организма донора не имеет никакого отношения к миру объектов правоотношений; та же кровь, но сданная донором, становиться вещью — объектом гражданских правоотношений; наконец та же кровь, будучи влитой в организм реципиента вновь исчезает из мира вещей — объектов гражданских правоотношений.
10. В. А. Белов оспаривает тезис К. И. Скловского о том, что добросовестность означает отсутствие права, добросовестного получения права быть не может. Аргументы автор приводит следующие: (А) Прежде всего неверно, что «…добросовестным закон считает лицо, которое не знало и не могло знать о незаконности совершённой с ним сделки (см., например, ст. 302 ГК РФ), шире — о причинах, которые не позволили получить право»: обращение к тексту ст. 302 ГК позволяет установить, что предметом добросовестного заблуждения является возможность («право») лица отчуждать спорную вещь. При этом ниоткуда не следует, что отсутствие такой возможности является причиной, исключающей приобретение субъективного права; иначе — что всякое приобретение субъективного права имеет своей необходимой предпосылкой его отчуждение кем-либо, (Б) во-вторых, отсутствие необходимости ссылаться на добрую совесть при наличии субъективного права вовсе не равнозначно отсутствию возможности характеризовать действия по приобретению этого права как действия добросовестные. «Не нужно» — не значит невозможно; скорее наоборот: о нужности или ненужности чего-либо имеет смысл рассуждать только тогда, когда это что-то в принципе возможно, (В) в-третьих, аргумент о том, что «добрая совесть защищается потому, что права нет» сам нуждается в аргументации. С не меньшим основанием можно утверждать, что «…добрая совесть защищается … потому что она сама по себе ведёт к приобретению права».
11. В. А. Белов критикует абз. 1 п. 38 постановления пленумов ВАС РФ и ВС РФ 10/22 от 29.04.2010, которое вводит презумпцию недобросовестности. По мнению Белова эта презумпция ошибочна, так как в п. 3 ст. 10 ГК РФ закреплена иная презумпция — презумпция добросовестности: «…в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются». Здесь у В. А, Белова вновь полемика со К. И. Скловским, который полагает, что ГК РФ прямо презумпцию добросовестности не вводит, так как в ч. 3 ст. 10 ГК РФ речь идёт о защите права, между тем как «добрая совесть противостоит праву и, стало быть, если защищается право, то нет нужды выяснять добрую совесть, а если защищается позиция, основанная на доброй совести, то тогда не защищается право». Белов возражает: «Продолжая это рассуждение следует заключить, что норма п. 3 ст. 10 ГК … не имеет смысла (по крайней мере — в той части, которая касается добросовестности). С этим мнением можно было бы согласиться, если бы эта норма не допускала никакого другого толкования. На наш взгляд, нет никаких сомнений в том, что действительный её смысл гораздо шире буквального: в том виде, в котором норма закреплена в п. 3 ст. 10 ГК, она являет собой частный случай общего принципа презумпции добросовестности любых действий, направленных на реализацию гражданской правоспособности, осуществление и защиту гражданских прав».
12. Автор критикует п. 34 того же постановления пленумов, согласно которому «в случаях, когда между лицами отсутствуют договорные отношения или отношения, связанные с последствиями недействительности сделки, спор о возврате имущества собственнику подлежит разрешению по правилам ст. 301, 302 ГК». Белов полагает, что эти нормы могут так же применяться к случаям, когда между сторонами есть договорные или реституционные отношения. Он полагает, что данное правило основано на двух постулатах: (1) собственник всегда является лицом, имеющим право распоряжения своим имуществом, (2) участник недействительной сделки в отношениях со своим контрагентом всегда является недобросовестным приобретателем. Первый постулат неверен, так как собственник не может распоряжаться своим имуществом в случае ареста, недееспособности, залога. Второй постулат неверен, так участник недействительной сделки может не знать, о наличии обстоятельств, дающих основание признать сделку недействительной. Отсюда автор делает вывод: нормы ст. 301 и 302 подлежат применению к любым искам об истребовании индивидуально-определённых вещей из чужого незаконного владения, в том числе и тогда, когда такое истребование осуществляется в качестве одного из последствий недействительности сделки.
13. Автор обосновывает своё понимание виндикационного иска. По его мнению, неправомерное завладение вещью, например, в случае кражи, не оказывает влияния на право собственности и не нарушает его — собственник по-прежнему сохраняет правомочия владения и пользования, равно как и распоряжения, как элемент правоспособности собственника. Меняются фактические отношения, но не юридические. Хищение нарушает владение, как фактическое состояние. Виндикационный иск защищает не право, а само фактическое владение.
Трактуя виндикационный иск как иск о восстановлении фактического владения собственника ГК одновременно с этим признаёт существование ещё и виндикационного иска, адресованного не просто фактическому владельцу вещи, но фактическому владельцу вещи, являющемуся в то же время ещё и добросовестным приобретателем права на вещь. Но ни один подобный иск — ни один иск к приобретателю — т. е. к лицу, приобретшему право собственности на вещь — никак не может быть в то же самое время иском собственника к не собственнику: ведь приобретатель — он потому и приобретатель, что получает не владение вещью, а право на вещь, т. е. становиться собственником вещи. Иск к добросовестному приобретателю, удовлетворяемый на условиях ст. 302 ГК — это иск бывшего и не владеющего собственника к новому, в том числе не владеющему, собственнику вещи. Цель этого иска прекратить право собственности на вещь у ответчика и восстановление права собственности истца.
В нормах ст. 301 и 302 ГК говориться о двух различных исках. Первый — тот, что предъявляется не владеющим собственником к фактическому владельцу вещи, не являющемуся её добросовестным приобретателем (неисправному контрагенту по обязательству, недобросовестной стороне недействительной сделки, лицу, нашедшему вещь, лицу-похитителю, недобросовестному приобретателю и т. д. — словом, лицу, которое не приобрело и не могло приобрести права собственности на вещь). Это и есть классический виндикационный или владельческий иск. Второй иск — кондикционный. Он предъявляется бывшим и не владеющим собственником к лицу, ставшему собственником вещи на основании акта его добросовестного приобретения.
Разница между этими исками в следующем: (1) истцы: первый иск — собственник, второй — бывший собственник, (2) ответчики: незаконный владелец, собственник вещи, (3) содержание: возврат владения, возврат права, (4) условия удовлетворения: первый всегда, второй — никогда, «за исключениями, прямо установленными в законе (ст. 302 ГК)», а именно если вещь приобретена добросовестно, но (1) безвозмездно, либо (2) выбыла из владения собственника помимо его воли.
***
Сначала о том, что на мой взгляд у Белова верно. Тезис № 1 о классификации правоотношений на абсолютные и относительные, тезис № 3 о признаках вещных прав, тезис № 5 в части определения вещных прав. В тезисе № 8 я не имею возражений против разработанного автором института «присвоения чужих вещей», хотя и не вижу в нём никакого практического смысла. Особо стоит отметить тезисы под № 9 — это настоящий научный шедевр, лучший очерк книги, в котором блестяще решён теоретически трудный и практически важный цивилистический вопрос.
Теперь о том, что в выводах В. А. Белова крайне спорно.
Свою книгу автор характеризует как «законченное учение о вещных правах, построенное критико-догматическим методом». Мне очень странно видеть разработку такой культурной, до предела нагруженной более чем двухтысячелетними экономическими, философскими, историческими, этическими представлениями темы на голой догматике, да ещё и сугубо на материале действующего отечественного ГК, без привлечения материала сопутствующих гуманитарных дисциплин, как у К. И. Скловского и экономического анализа права, популяризацией которого отечественная цивилистика обязан А. Г. Карапетову [v], и даже без привлечения иностранного права для сравнительного анализа. Странно так же, что, полемизируя с К. И. Скловским, автор цитирует его маленькую брошюру «Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах», вышедшую в 2004 году, которая содержит лишь базовую аргументацию, изложенную популярным языком в сугубо практическом ключе. Более расширенные и глубокие аргументы К. И. Скловского, изложенные в монографии «Собственность в гражданском праве», последнее пятое издание которой вышло в 2010 году, автор игнорирует, хотя об этой книге он, разумеется, знает — она есть в списке рекомендованной литературы его учебника 2013 года [vi].
Тезис № 2 о том, что правомочие распоряжения не входит в право собственности основан на теории «динамической правоспособности», разработанной М. М. Агарковым. Суть этой теории в том, что гражданскую правоспособность следует понимать динамически — как возможность каждого лица в определённый момент иметь определённые конкретные права и обязанности в зависимости от его взаимоотношений с другими лицами. Обоснованность этой теории — предмет давнего спора в отечественной цивилистике. Аргументы критиков этой теории в советской [vii] и в современной цивилистике [viii] мне кажутся убедительными.
Тезис № 4. Исходная посылка «возможность владения не может быть разновидностью возможности требования, следовательно, никак не может быть правомочием, входящим в состав субъективного обязательственного права» верен, а вот вывод, который делает автор из этой посылки — «таким образом, субъективное право, заключающее в своём составе правомочие владения, никогда ни при каких обстоятельствах не может быть признано обязательственным правом» — ложен. Обязательственное право обеспечивает правомочие владения, делает его возможным. Например, в отношениях аренды, у арендатора есть законное владение, но для того, чтобы оно появилось, необходимо наличие законного требования арендатора к арендодателю о предоставлении вещи. После того, как вещь предоставлена у арендатора имеет требование об обеспечении владения (не препятствовать владению, делать ремонт и пр.). Данный тезис является одним из аргументов, с помощью которых автор далее пытается доказать, что право владения вещь на основании договора является вещным. К разбору этого тезиса мы далее ещё вернёмся при обсуждении природы прав арендатора.
Тезис № 6 фактически являет собой поддержку идеи о «триаде правомочий собственника». Ошибочность этой идеи убедительно доказана К. И. Скловским [ix].
Тезис № 7 о том, что владельческая аренда — вещное право, ошибочен. В доктрине уже неоднократно обращалось внимание на то, что объём правомочий конкретного арендатора зависит от содержания договора аренды, т. е. определяется соглашением сторон, а не законом (ср. особенно ст. 615 и 616 ГК РФ) [x], что не соответствует одному из обязательных признаков вещного право — исчерпывающая определённость его содержания законом. Предлагаемое Беловым толкование п. 2 ст. 615 ГК РФ несостоятельно, так как не учитывает общие подходы к диспозитивности и императивности, изложенные в постановлении Пленума ВАС РФ «О свободе договора и её пределах» от 14.03.2014 № 16. А. Г. Карапетов и Р. С. Бевзенко, комментируя абз. 1 ч. 2 ст. 615 ГК с позиции подходов этого постановления, пишут следующее: «Положения абзаца 1 пункта 2 комментируемой статьи о правах арендатора являются диспозитивными, несмотря на то, что в тексте нормы говориться о том, что иное может быть установлено настоящим Кодексом, другим законом или правовым актом. Очевидно, что включение в Кодекс соответствующего положения призвано внести некоторые элементы упрочения в правовое положение арендатора. Но из этого не следует делать вывод об императивности этих норм. С одной стороны, изменение положений абз. 1 п. 2 ст. 615 Кодекса в форме ограничения названных прав арендатора (в том смысле, что арендатор в силу прямого указания в договоре не имеет права передавать права из договора аренды третьим лицам) никак не нарушает логику самой нормы с учётом того, что реализация указанных в данной норме ГК РФ прав возможна лишь с согласия арендодателя. Ведь по большому счёту нет разницы, на каком этапе арендодатель блокирует эти правомочия арендатора — при заключении договора или при обращении арендатора с просьбой согласовать поднаем, перенаем и т. п. С другой стороны, „проарендаторское“ изменение положений абз. 1 по 2 ст. 615 Кодекса (в форме, например, исключения необходимости получения согласия арендодателя на поднаем) так же вполне укладывается в смысл этой нормы, состоящей в придании правам арендатора … некоторой оборотоспособности, близкой к оборотоспособности ограниченных вещных прав» [xi].
Разберём тезис 10. Аргумент (А) «предметом добросовестного заблуждения является возможность („право“) лица отчуждать спорную вещь. При этом ниоткуда не следует, что отсутствие такой возможности является причиной, исключающей приобретение субъективного права; иначе — что всякое приобретение субъективного права имеет своей необходимой предпосылкой его отчуждение кем-либо» опровергается тем, что в силу ч. 1 ст. 208 ГК РФ, а также свойства исключительности собственности, распоряжаться вещью может только собственник. Аргумент (Б) опровергается тем, что для правопорядка всё равно как воспринимал продавца вещи покупатель. Даже если покупатель думал, что у продавца — истинного собственника, права на вещь нет, то покупка вещи делает покупателя собственником, даже если он в мыслях считал себя добросовестным приобретателем. Что касается аргумента (В) то аргумент «добрая совесть защищается потому, что права нет» доказывается очень просто: если право есть, то добрая совесть для его защиты не нужна. У покупателя в этом случае есть нормальное законное основание для приобретения права и ему просто не нужна апелляция к незнанию об отсутствии у продавца права собственности.
В тезисе № 11 В. А. Белов прав. Действующее законодательство, а именно ч. 5 ст. 10 действительно содержит презумпцию добросовестности. Иная позиция К. И. Скловского ошибочна. Это вызвано тем, что в то время, когда она излагались (2010 год) в ГК РФ этой нормы не было, она была введена Федеральным законом от 30.12.2012 № 302-ФЗ.
В тезисе № 12 В. А. Белов допускает возможность для защиты обязательственных прав применять вещные иски. Вывод ошибочный. Здесь прав К. И. Скловский: «Решающее значение имеет характер отношений по поводу имущества — личный или вещный. Если ответчик получил вещь от истца (либо от третьего лица по указанию истца, по его воле), то налицо личные отношения — договорные или вытекающие из недействительного договора. В этом случае утрата вещи ответчиком не прекращает отношений, ведь они имеют личный характер, адресованы к лицу и сохраняются, пока существует это лицо или его правопреемники. Если же вещь получена ответчиком не от истца, не по его воле, то ответчика связывает с истцом только вещь и отношения имеют вещную, а не личную природу. Эти вещные отношения сохраняются до тех пор, пока ответчик сохраняет владение вещью. Утрата или гибель вещи прекращает отношения сторон…» [xii].
Мне кажется уместным привести ещё одну цитату из другой книги К. И. Скловского, завершающую аргументацию последнего по данному вопросу: «На самом деле если возникает спор о владении вещью между законным владельцем и собственником, то этот спор не может быть не чем иным, как обсуждением взаимных, относительных прав на вещь. Но если спор имеет относительный, личный характер, то иск утрачивает черты вещного иска, а защита по ст. 305 ГК против собственника никак не может считаться владельческой защитой. … требование из реституции не имеет вещного характера, оно строго личное, относительное, т. е. относится только к сторонам недействительной сделки и не исчезает при утрате (в том числе при переходе к третьим лицам) вещи, не следует за вещью, как это пристало вещному праву, а просто преобразуется в требование о денежной компенсации (п. 2 ст. 167 ГК). Значит, во всяком случае, это требование, как личное, должно быть рассмотрено прежде вещного иска в силу известного правила о том, что личные иски исключают вещные» [xiii].
В тезисе № 13 вывод В. А. Белова о том, что виндикация защищает не право, а фактическое владение ошибочен. Для истребования вещи виндикационным иском надо доказывать не владение вещью, а право на неё. Предлагаемое автором разделение приобретателей в ст. 302 ГК на «приобретателей» и «владельцев», в чём ему видится главный источник проблем в правильном понимании ст. 302 ГК, на самом деле источником проблем не является. Виндикационный иск работает не тогда, когда приобретатель заключил договор о покупке вещи, а тогда, когда приобретатель получил вещь в своё владение [xiv].
На мой взгляд, автору напрасно в ст. 302 ГК РФ мерещиться кондикционный иск. Если ответчик является собственником вещи по основанию её добросовестного приобретения (п. 2 ст. 223 ГК РФ), то в истребовании вещи будет отказано по мотиву приобретения ответчиком права собственности на законном основании. Для кондикции здесь места нет [xv]. Если сам автор признаёт, что этот «кондикционный» иск никогда не будет удовлетворён, «за исключениями, установленными в законе (ст. 302 ГК)», а эти исключения — чистая виндикация, тогда зачем особо выделять этот иск? Зачем нужен способ защиты права, который никогда не ведёт к его защите?
**
Книга подтверждает репутацию В. А. Белова как гениального догматика. Да вот беда: в современной цивилистике вести научные исследования в области вещных прав только догматическим методом непродуктивно, и разобранная мной книга В. А. Белова печальное тому доказательство.
___________________________________________________
[i] Белов В. А. Гражданское право. Т. 3. Особенная часть. Абсолютные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013.
[ii] Белов В. А. Гражданское право. Т. 4. Особенная часть. Относительные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013.
[iii] Гражданское право: учебник/ под ред. Е. А. Суханова. 3-е изд. Т. 1−3. М. ВолтерсКлувер. 2004 — 2005.
[iv] См. Табашников И. Прошлая учёная деятельности цивилиста П. П. Цитовича: Критическая оценка его важнейших ученых произведений в области цивилистики. Одесса. 1896, Колосова М. А. «Профессор Г. Ф Шершеневич и „Юрист“ Грин» М. 1912 (автор критикует И. В. Грина за его брошюру «Профессор Шершеневич и его труды»). Пример из философии: Чичерин Б. Н. «Мистицизм в науке». М. 1881 (книга посвящена разбору докторской диссертации В. С. Соловьева «Критика отвлечённых начал»).
[v] См. Карапетов А. Г. Экономический анализ права. М. Статут. 2016. О том, как работает экономический анализ права для анализа права собственности см. Томас У. Мэрилл, Генри Э. Смитт. Что случилось с правом собствености в расмках экономического анализа права // Вестник гражданского права. 2016. № 1. С. 222−279.
[vi] Белов В. А. Гражданское право. Т. 3. Особенная часть. Абсолютные гражданско-правовые формы. М Юрайт. 2013. Т. 3 С. 98.
[vii] Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 12, Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 5, Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». М.: Статут, 2000. С. 288−289.
[viii] Третьяков С. В. О проблеме догматической квалификации «правомочия распоряжения» // Основные проблемы частного права. Сборник статей к юбилею доктора юридических наук, профессора Александра Львовича Маковского / отв. ред. В. В. Витрянский, Е. А. Суханов. М.: Статут, 2010, Ушницкий Р.Р. О гражданско-правовой форме корпоративного отношения // Вестник гражданского права. 2011. № 5. С. 64 — 91.
[ix] Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е издание. М. Статут. 2010, см. главу 8 «Проблема триады».
[x] Суханов Е. А. Ещё раз о различиях вещных и обязательственных прав // Частное право. Преодолевая испытания. К 60-летию Б. М. Гонгало. М. Статут. 2016.
[xi] Карапетов А. Г., Бевзенко Р. С. Комментарий к нормам ГК об отдельных видах договоров в контексте постановления Пленума ВАС РФ «О свободе договора и её пределах» // Вестник ВАС РФ. 2014. № 9. С. 18−19.
[xii] Скловский К.И. Применение законодательства о собственности. Трудные вопросы: Комментарий Постановления Пленума В С РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г., Постановления Пленума ВАС РФ от 11 июля 2011 г. № 54, информационного письма Президиума ВАС РФ от 15 января 2013 г. N 153. М.: Статут, 2014. См. комментарий к п. 34 Постановления Пленума В С РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г.
[xiii] Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд. М. Статут. 2010 С. (глава 19 «Защита владения и реституция»). С. 624 — 625.
[xiv] На этот момент уже обращалось внимание в литературе. См. Новосёлова А. А., Подшивалов Т. П. Вещные иски: проблемы теории и практики. М. Инфра-М. 2014. С. 107.
[xv] Подробнее о различии виндикации и кондикции — см. Синицын С. А. Исковая защита вещных прав в российском и зарубежном гражданском праве: актуальные проблемы. М. Инфотропик Медиа. 2015. С. 118−123.