Грищенкова А. В. «Психология и убеждение в судебном процессе». М. Статут. 2018

1. Сначала о том, что в книге правильно

Автор даёт правильные рекомендации по подготовке процессуальных документов: если документ значительно превышает 3−4 страницы, то вначале документа стоит давать план, в котором каждый пункт — это краткая суть каждого из излагаемых далее доводов; прочтя план, судья уже знает суть позиции и, при желании, углубившись в текст, он может узнать подробности (48), соблюдать последовательность в описании событий (48), делить документ на разделы, заголовки разделов формулировать в форме утверждений (55), абзац начинать с вводного предложения, обобщающего суть абзаца (61), нумерацию страниц делать в формате «5 из 10» (57); автор замечает: «Судьи, даже если отказывают в приобщении новых документов, неосознанно учитывают их при принятии решения, ведь они видели и знают об их существовании» (58), мой опыт это подтверждает.

Автор даёт правильные рекомендации по выступлению в суде: доверие суда к представителю — ключевой фактор убедительности; доверие суда можно вызвать, обратив внимание на слабые места в своей же позиции; автор настоятельно не рекомендует читать заготовленную речь (115), мой опыт это так же подтверждает: представителя, выступающего без бумажки, судьи слушают более заинтересовано и внимательно; автор предлагает начинать речь с озвучивания плана выступления (117); важное наблюдение: «…Порой на судей влияет, насколько важна для нас победа и такая мотивация может стать дополнительным фактором, влияющим на наш успех» (123) — это верно, на своём опыте могу подтвердить: суд чувствует, когда вам очень (очень!) нужен требуемый вами от суда результат и это может повлиять на решение суда; наконец, автор даёт правильные рекомендации о том, что говорить в репликах (стр. 127).

Особо стоит отметить два приложения к книге — № 2 «Способы убеждения в зависимости от национальностей сторон и арбитров» и № 3 «Выбор арбитра». Оба написаны превосходно, с отличным знанием дела и содержат массу полезной информации, основанной на личном опыте автора.

2. Теперь о том, что правильно, но нуждается в уточнении

2.1. Первая глава посвящена разработке «теории дела», под которой автор понимает коротко и эффективно сформулированную позицию по спору, поясняющую, что произошло и по каким причинам ваш клиент должен победить в споре; её цель — дать суду контекст, в рамках которого он будет видеть факты в вашу пользу (15).

То, что пишет автор на эту тему, по существу, верно, и на этом не стоило бы останавливаться, если не один нюанс — обо всём этом ещё 21 год назад писал мой однофамилец — М. Ю. Радченко (он называл это «линией спора») в книге «Арбитражные споры. Справочник практикующего юриста» (М. Проспект, 1998, второе издание М. Проспект, 2000), причём писал на гораздо более высоком уровне (во втором доработанном издании, которое я рекомендую для изучения этого вопроса, это страницы 94−103). У него сложнее язык, но тема проработана глубже и профессиональнее.

2.2. Автор выдвигает тезис: «Больший объём документов — больше убедительность»: «Я в своей практике использую действие данного психологического эффекта следующим образом. Когда другая сторона представляет большое количество документов, я понимаю, что суд неосознанно может воспринять позицию этой стороны как более весомую. Соответственно, мне нужно «уравновешивать баланс» и представлять так же значительное количество документов, подкрепляющих мои аргументы. Судьи подтверждают, что «если я в ответ на семь томов получил три страницы отзыва без документов, даже если эти три страницы самые нужные доводы по сути, у меня уже есть ощущение, что что-то здесь не так, это как-то неполновесно» (39).

Да, так бывает, но крайне редко. Большой объём документов надо изучать, анализировать, вникать, сопоставлять с другими документами, а значит тратить драгоценное время, которого у суда всегда мало, откладывать заседание. Это раздражает суд. И не факт, что весь этот большой объём новых документов действительно будет изучен. Три листа с кратко изложенной сутью позиции по делу на этом фоне смотрятся более выигрышно. С ними суду быстрее, проще, а значит комфортнее работать. Иногда рекомендация «уравновешивать баланс» физически не выполнима. У меня в практике было дело, когда я представлял в суде ответчика по иску о возмещении убытков, вызванных аварией на нефтяной скважине. Иск и приложения к нему составили первые десять томов дела в среднем по 250 листов в каждом. По логике автора отзыв на иск и приложения к отзыву так же должны составлять десять томов, иначе они не будут убедительными?

2.3. Как писать апелляционные и кассационные жалобы? Автор даёт рекомендацию: «…Вначале я стараюсь изложить коротко, какие нарушения были допущены судом… Например, суд не исследовал, были ли сделки исполнены, суд не исследовал, были ли использованы результаты работ и пр. Таким образом я упрощаю судам апелляционной и кассационной инстанций, который быстрее понимает основные доводы жалобы». Верно. Хотя ещё лучше начинать не с нарушения, а с основания для отмены обжалуемого судебного акта, под который подходит данное нарушение, затем кратко описывать суть нарушения, затем, после слов «Ошибка суда состоит в следующем:…» излагать ваши возражения. Вот как делаю я (пример из одной недавней апелляционной жалобы):

2.4. Автор рекомендует в процессуальных документах использовать для наглядности схемы, но не приводит своих примеров подготовленных ею схем.

По моему опыту работают два вида схем:

(1) схема обстоятельств дела — полезна, когда обстоятельства запутаны и суду надо наглядно показать самое главное в них одним простым рисунком. Вот пример моей схемы, которую я подал суду в деле А32−34 791/2011 с целью показать, что истец не выполнял работы, оплату за которые он просит взыскать. Проект архивный, клиент давно ликвидирован, поэтому показываю всё как было:

(2) схема правовых доводов — полезна, когда их с каждой стороны очень много; в этом случае стоит выделить главные из них, сделать их них схему и показать суду одной картинкой. Вот пример моей схемы в ещё одном архивном деле А32−19 623/2012, которая помогла суду не утонуть в обилии правовых доводов с обоих сторон:

Схемы обстоятельств дела я рисую в Microsoft Office Visio, схемы правовых доводов — в MindManager. Стоит учесть: не надо рисовать схему ради схемы, это надо делать только тогда, когда факты или правовые доводы действительно сложны, запутаны и схема реально поможет суду их понять.

2.5. Автор советует между абзацами делать отступы (очевидно, имеются в виду интервалы) (62). Моё уточнение: только если абзац не начинается с отступа. Если начинается, то отступ лучше не делать, так текст будет более удобочитаем.

2.6. Автор советует между строками в абзаце делать минимум полуторный интервал (62). Да, «воздуха» станет больше, но от этого документ вырастает в объёме. Мой опыт целесообразность этой рекомендации не подтверждает. Я всегда делаю единичный интервал.

2.7. Автор рекомендует не использовать в процессуальных документах курсив, так как он «неосознанно воспринимается читателем как легковесный, т. е. заслуживающий меньшего внимания» (68). Этот тезис автор не аргументирует. Между тем, использование курсива для выделения отдельных слов, постановки смыслового акцента на том или ином слове или словосочетании — обычное дело в научной литературе и публицистике. Причём курсив предпочтительнее полужирного шрифта, так как когда читатель переворачивает страницу и смотрит на текст следующей страницы с полужирным словами, то эти слова сразу бросаются ему в глаза, что сбивает чтение.

2.8. Автор даёт верную рекомендацию называть в процессуальных документах стороны своими именами (73). Дополню: если в деле кроме истца и ответчика есть другие лица и тем более если их много, то иногда желательно уточнять кто они в деле по своему статусу или кто они в спорном правоотношениях (ООО «Ромашка» — подрядчик, ООО «Лютик» — заказчик и т. п.). Здесь же автор даёт сомнительную рекомендацию: «В некоторых случаях сокращение названия может подтверждать основную идею и теорию по делу. Например, в одном деле по оспариванию тендера мы назвали оппонента „ненадлежащий победитель конкурса“, чтобы подчеркнуть нашу главную мысль о незаконности конкурса». Не стоит так делать — суд сразу поймёт, что им манипулируют. Это всё равно как в иске о взыскании долга за поставленный товар обозначать ответчика как «должник».

2.9. Стоит ли в процессуальных документах делать сноски? Автор отвечает так: «…Сноски использовать стоит для того, чтобы сделать текст более читаемым. В то же время в сноски стоит убирать лишь такую информацию, непрочтение которой судом не навредит вашей позиции. Обычно я убираю в сноски ссылки на полные реквизиты длинных документов или нормативных актов. Содержательную позицию в сноски убирать не стоит. Исключением из данного правила может быть случай, когда, согласно нашей стратегии, мы хотим, с одной стороны, добавить аргументы для подстраховки в последующих инстанциях, но с другой стороны, не хотим акцентировать на них внимание» (76). Примеры сносок из своей практики автор не приводит.

На мой взгляд сноски стоит делать в двух случаях:

(1) чтобы сообщить суду доводы, которые суду стоит знать, но которые не стоит включать в решение. Пример из моей практики: УФАС Ростовской области признал клиента — крупную сеть, торгующую бытовой техникой — виновным в нарушении правил рекламы, а именно в распространении сведений, порочащих конкурента: объявление в системе «ЯндексДирект», которое вело на сайт клиента и которое было сформулировано так: «Белый ветер» банкрот, но есть (наименование клиента)!". Я возражал со ссылкой на то, что клиент у своего рекламного агентства такую рекламу не заказывал и рекламное агентство её в ЯндексДиректе не размещало и, как следствие, у УФАС не было оснований полагать клиента определившим содержание рекламы. В моих письменных объяснениях я, после изложения правовых доводов по существу спора, дал сноску: «Автор настоящих объяснений, имея цель создать проблемы с антимонопольным органом у конкурентов заявителя, например, сети „Медиа-Маркт“, может, при желании, со своего аккаунта в Яндексе создать в системе „ЯндексДирект“ объявление следующего содержания: „(Название клиента) банкрот, но есть Медиа-Маркт“ и дать ссылку на интернет-сайт „Медиа-Маркт“. Кто должен нести ответственность за размещение этого объявления? По логике антимонопольного органа — „Медиа-Маркт“, так как объявление размещено в его интересах, хотя на самом деле по точному смыслу п. 5 ст. 3 ФЗ „О рекламе“ ответственность должен нести автор настоящих объяснений, как лицо, определившее содержание объявления».

(2) второй случай — если вы в одном месте даёте большой объём цитат из судебной практики и научной литературы; в этом случае включение в основной текст документа, наименований судов, дат и номеров судебных актов, авторов и названий публикаций существенно затруднит его восприятие судом. Пример из моей практики: отрывок из подготовленной мной апелляционной жалобы:

2.10. Верное наблюдение про «якоря» (76−79), это работает при взыскании сумм, определяемых на усмотрение суда: компенсации за нарушение исключительных прав, неустоек, компенсации морального вреда, когда сразу заявляются чрезмерно большие суммы, чтобы суд их потом снизил до уровня, приемлемого для истца. Хотя по моим наблюдениям, судьи такие манипуляции отлично распознают.

2.11. Совет автора заявлять сначала ходатайства, которые скорее всего будут удовлетворены, а затем остальные ходатайства (120) хорош, но труднореализуем, когда судья узнаёт, что у представителя несколько (бывает от 10 до 20) ходатайств — в этом случае он, как правило, просит, чтобы они излагались все сразу и только потом судья будет решать какие из них удовлетворять.

2.12. Совет автора: «В случае, если доводы оппонента изложены в его документах или объяснениях непоследовательно, нелогично и непонятно, то объяснять их суду не стоит — не надо упрощать задачу оппонента» (123). Не соглашусь: стоит, но, конечно, не для того, что упрощать задачу оппонента. Ситуации, когда оппонент, крайне запутано и бестолково излагает суду свои доводы, не редкость. Тонкость здесь в том, что доводы оппонента не понятны не только вам, но и суду, а последнему, чтобы дать в решении правильную оценку этим доводам, сначала надо их правильно понять. В этом случае я делаю так: беру доводы оппонента, привожу их в порядок и пересказываю суду просто и понятно своими словами, но делаю это так, чтобы выставить их с уязвимой стороны, чтобы их затем было проще всего критиковать. В этом случае у суда появляется выбор: пытаться понять позицию оппонентов из документов оппонентов или пытаться понять позицию оппонентов из моих документов. Поскольку в моих документах она изложена понятно, а в документах оппонентов нет, то суд с высокой степенью вероятности примет мою интерпретацию позиции оппонента, а значит и мою критику этой позиции.

В длительных судебных процессах часто возникает ситуация, когда стороны из-за заседания в заседание подают в дело новые доводы, дополнения, объяснения и т. д. Дело разрастается и суду для того, чтобы понять позицию той или другой стороны надо собрать воедино по всему делу все поданные дополнения. Суду это неудобно. Я рекомендую (по совету одного из судей Советского районного суда Краснодара) при появлении новых доводов подавать суду не дополнения к ранее озвученной позиции, например дополнение к отзыву, а новую редакцию этой позиции (новую редакцию отзыва); суду можно пояснить (устно либо в сноске), что этот документ содержит вашу исчерпывающую позицию по делу и что суд может работать только с этим документом.

2.13 Автор предлагает при решении вопроса о том, в какой последовательности излагать доводы в процессуальных документах держаться следующей последовательности: самый сильный довод, средний, сильный (49). Это верная схема, но она работает только в простых делах, где разделение доводов по этим группам для всех очевидно. В большинстве дел эта рекомендация не работает потому, что нельзя сказать, какой довод для суда будет средним, какой сильным, а какой очень сильным.

Как быть если дело сложное и доводов много? Автор даёт в целом правильную рекомендацию разбить доводы на 3 группы, предварительно правильно их структурировав, найдя в них внутреннюю связь, «искать другую логическую структуру, которая естественным и убедительным образом объединит все важные доводы» (54). От себя добавлю: это верно для любого количества доводов больше одного и независимо от сложности дела — все доводы должны образовывать систему, т. е. излагаться последовательно в логической связи; только так они войдут в голову судьи полностью и только так они все, в своей совокупности, будут наиболее убедительными для суда. В качестве учебного примера приведения в логичную систему огромного количества доводов рекомендую к изучению отзыв АФК «Система» на иск Роснефти, а также апелляционную жалобу АФК «Система» на решение Арбитражного суда Республики Башкортостан по делу А07−14 085/2017

2.14. Автор обсуждает ситуацию, когда ваш процесс ведут судьи, «которые не хотят ничего слушать, ведут процесс жёстко и даже неконструктивно» (125). Автор предлагает «мягкий» (просить дать высказаться), «средний» (сделать, что хочет суд, потом снова говорить своё) и «жёсткий» (конфликт) вариант действий. Как между ними выбрать автор не говорит, равно как и не анализирует причины такого поведения. Из моего опыта, прежде чем понять, какой вариант выбирать, надо разобраться почему суд так себя ведёт. По моим наблюдениям, в подавляющем большинстве случаев суд по отношению к представителю ведёт себя неконструктивно не тогда, когда судья сам по себе человек грубый и невоспитанный, нет – подавляющее большинство судей люди культурные и воспитанные, а тогда, когда представитель говорит глупости. В этом случае суд в представителе просто не нуждается и справедливо смотрит на него лишь как на помеху процессу.

В качестве положительного примера жёсткого варианта действий автор приводит такой пример: «… Сергей Попов, которого несколько раз перебивали в суде апелляционной инстанции, сказал, что (зачем это «что»? редактор просмотрел? – С. Р.): «Если вы всё решили, может быть тогда мне уйти? Я готов» (126). После этого, как пишет автор, Попова слушали. Пример ни о чем, так как автор не пишет, по какой причине судьи перебивали Попова? Может потому, что он нёс ахинею в заседании? Если судьи перебивают – это ещё не значит, что они всё решили, это значит, что они пытаются получить от представителя то, что нужно им, а не то, что хочет сказать представитель.

3. Что в книге неправильно

3.1. Тема психологии в судебном процессе – сугубо практическая. В ней правильно не то, что соответствует правилам, а то, что даёт необходимый в суде результат. Как следствие, для исследования этой темы лучший источник исходных эмпирических фактов – это личный опыт участия автора в судебных процессах. Автор утверждает, что с этим у неё всё в порядке – у неё «пятнадцатилетний опыт работы в российских судах…» (5), «сотни судебных процессов, корпоративные войны, сложные интеллектуальные задачки, выступления в Высшем арбитражном суде, международный арбитраж и даже первый опыт работы в качестве арбитра» (3). После таких деклараций от автора ждёшь, что она каждый из выдвигаемых ею тезисов будет иллюстрировать поучительными примерами из личной практики. Между тем, с примерами у автора дела обстоят неважно. Она либо не приводит их там, где они крайне желательны для понимания её тезисов, либо приводит, но эти примеры или бессодержательны или сомнительны с точки зрения правил процесса.

Вот один из тезисов: «События, которые легче извлекаются из памяти судьи, кажутся ему более достоверными. Это значит, что примеры, апеллирующие к таким событиям, будут более убедительными. Понятно, что не всегда я могу знать опыт конкретного судьи, а могу лишь делать разумные предположения на основе биографии, принятых ранее решений, ситуации в регионе. Дополнительно можно учитывать какие события в тот или иной момент освещаются в прессе и использовать подходящие примеры» (30). Тезис далеко не самый понятный, было бы желательно его проиллюстрировать примером, но его нет.

Бессодержательными я называю примеры, когда автор только обозначает, что тот или иной из выдвигаемых ею тезисов работал на практике, однако избегает подробностей: «…Добавление в документ живых и «вкусных» слов может включить внимание судьи и вызвать определённую, нужную для вашей позиции ассоциацию. В моей практике бывало, что хорошо и интересно написанный судебный текст лучше запоминался судьёй, судья его даже цитировал в ходе заседаний» (71). Хорошо, что это было в практике автора, но где же внятное описание этого кейса? По какой причине текст лучше запомнился судьёй остаётся не ясным.

В другом месте автор говорит, что в строительном споре с её участием она придумала историю: «Пришлось хорошенько подумать и посмотреть на ситуацию с разных сторон, но в итоге нужная история родилась», и эта история сработала: «Каково же было счастье, когда судья по нашему делу на протяжении всех следующих заседаний прямым текстом говорил, что помнит наше дело и наши аргументы, и даже их перечислял. Нечасто такое встретишь, особенно в загруженных судах. Дело мы выиграли» (31). Допустим, что всё было так. Однако остаётся неясным: какую историю придумала автор, как и почему она сработала, как в этой истории воплотились её рекомендации?

Иллюстрируя борьбу против закинутого оппонентами «якоря», автор пишет, что распознала «якорь» и «давала пояснения, чтобы минимизировать его действие» (79), но при этом не раскрывает подробности того, как ей это удалось.

Два приведённых автором примера представляются мне сомнительными с точки зрения правил процесса. Так, автор приводит пример использования визуального способа донесения информации до суда: «… В одном из дел, где мы взыскивали убытки, причинённые пожаром, мы убедили судью посмотреть видеозапись пожара. На ней было видно, как сотрудник нашего оппонента курит, бросает окурок и после этого возникает пожар» (119). Не ясно зачем убеждать судью смотреть видеозапись? Взыскание убытков, причинённых пожаром, требует установления причин пожара. Их устанавливает эксперт, необходимость смотреть видеозапись есть только у него. В этом случае видеозапись подаётся в дело вместе с ходатайством о назначении экспертизы, приобщается к делу и вместе с делом направляется судом эксперту. Убеждать суд смотреть видеозапись до того, как в дело поступило экспертное заключение процессуальной необходимости нет.

Второй пример на ту же тему: «В другом деле у нас был спор по правам на алкогольную продукцию, мы оспаривали сделки по отчуждению прав на несколько видов водки. Для наглядности мы купили бутылку водки и носили её на заседания, показывая суду, что на этикетке указан наш доверитель, а не новые правообладатели» (119). Неоднократно носили бутылку «на заседания»? Зачем? Бутылка — это вещественное доказательство. Для того, чтобы суд её осмотрел, она должна быть приобщена к делу как вещественное доказательство, и только после этого суд может её осмотреть. Вещественное доказательство приобщается к делу только один раз и нет никакой необходимости носить бутылку в каждое заседание и показывать суду.

Автор приводит пример из практики, когда был учтён предыдущий опыт работы судьи в налоговой полиции, в корпоративном конфликте ссылались на неоплату директором оппонентов налогов, затем пишет: «Сложно сказать, явилось ли это решающим фактором, но судья выносил решения в нашу пользу» (106). Если сложно сказать, то зачем этот пример приводить?

Ещё пример из личного опыта автора: «…Никогда не забуду, как на заре моей карьеры мне позвонил мой коллега и сказал, что юристы проиграли две инстанции, и он очень просит меня сходить в кассацию Московского округа и выступить по жалобе на решения судов нижестоящих инстанций. Шансов в кассации, на взгляд коллеги, да и на мой взгляд тоже, не было никаких. Однако, поскольку проигрывать я ненавижу, я стала тщательно готовиться к выступлению. Я смотрела заворожённо лучшие речи Алана Шора из сериала Boston Legal, пытала брата-актёра, стараясь определить законы успешного выступления. В итоге, в кассации мою прекрасную речь о добре и справедливости, выстроенную в лучших законах жанра, судьи прервали словами, что я «не в Европейском суде по правам человека». Я поняла, что это провал. Каково же было моё удивление, когда они, вернувшись из совещательной комнаты, отменили все негативные решения по делу и направили его на новое рассмотрение. Да, это была победа. Тем не менее с тех пор с методами из юридических сериалов было покончено» (80–81). К сожалению, из этого примера не ясно, какие тезисы автора он иллюстрирует и с какой целью, кроме самолюбования, он приведён.

3.2. Автор пишет: «Если вы хотите, чтобы ваш документ прочитали полностью он должен быть не более 3–4 страниц – так советуют опрошенные мной помощники судей» (47). Помощники судей – хороший источник информации. Но было бы лучше, если бы автор указала, помощников каких судей (мировых, общей юрисдикции, арбитражных) она опрашивала, какие вопросы им задавались и какие были получены ответы. Помощникам разных судей привычно иметь дело с разными по объёму документами. Например, в арбитражном суде процессуальные документы по сложным делам объёмом 30–40 станиц являются обычным делом, между тем как помощники мировых судей, из-за относительной простоты дел, отнесённых к их подсудности, работают с процессуальными документами значительно меньшего объёма.

3.3. Автор подчёркивает важность зрительного контакта с судом: «Зрительный контакт действительно очень важен. С одной стороны, мы привлекаем внимание нашего слушателя к нашим словам, с другой стороны, мы таким образом следим за тем, как слушатель реагирует на ту или иную информацию. Если я выступаю перед коллегией судей, то смотрю по очереди в глаза всем, а не только председателю или судье, задающему вопросы. По своему опыту арбитра могу сказать, что отсутствие зрительного контакта представителя воспринимается как неуважение. Если представитель, выступая, на меня не смотрит, я начинаю думать, что он считает моё мнение неважным» (92).

Мой личный адвокатский опыт противоречит всем этим тезисам. Если я выступаю перед коллегией судей, то при всём желании не могу посмотреть в глаза каждому из них просто потому, что ни один из них не испытывает желания встречаться со мной взглядом. Им это просто не нужно, каждый из них занят своими делами и своими мыслями, и никто из них не воспримет как неуважение, если я, выступая перед ними не буду стремиться смотреть им в глаза. Встретиться с судьёй взглядом можно только если он обращается персонально к вам, например, задаёт вопрос, но в этом случае такая встреча взглядами убедительности вашим словам не прибавит.

3.4. В отношении того, как одеваться, направляясь в судебное заседание: «…Направляясь в суды общей юрисдикции или в суд в регионы всегда стоит одеться просто и скромно… в противном случае представитель будет восприниматься как чужак, что уменьшает уровень возможной симпатии к нему» (97). Интересно было бы узнать, какие факты дали автору основание для подобного вывода. Как адвокат, много участвовавший в заседаниях судов кубанских и соседних адыгейских провинций и «глубинок», могу сказать, что красиво и модно одетый адвокат «оттуда» (из Краснодара) всегда воспринимается судьями более уважительно, чем местные плохо одетые представители. Никакой психологии здесь нет. Дамам советы давать не могу, но что касается мужской одежды, то в суд всегда надо одевать деловой костюм с галстуком (никаких джинс и свитеров!).

Ещё одна рекомендация автора: «Один помощник судьи из кассации Московского округа, с которым я беседовала на эту тему, посоветовал одевать чёрное. Ответ психологически понятен. Во-первых, сами судьи в процессе одеты в чёрные мантии и, соответственно, представитель в чёрной одежде немного похож на них. В таком случае срабатывает эффект схожести – люди испытывают симпатию к людям, которые на них похожи. Во-вторых, в течение дня судьи видят огромное количество людей. Яркие и разнообразные цвета создают судьям дополнительную нагрузку на глаза, поэтому, чем спокойнее цвет одежды представителя, а чёрный – спокойный цвет, тем меньше раздражения такой представитель вызывает. Одевать ли в суд чёрное или нет, в конечном счёте решать вам» (96).

Беседа с помощником судьи, конечно, может быть источником полезной информации, но, есть ряд нюансов. Во-первых, беседа с одним помощником не даёт достоверных результатов, выборка слишком мала. Во-вторых, уместно спросить об источнике информации у самого помощника: в кассации округа заседания проходят в подавляющем большинстве случаев без помощников, поэтому опрошенный автором помощник не мог наблюдать отношение судей к представителям в зависимости от цвета их одежды и не мог лично, как участник процесса, чувствовать нагрузку на глаза от разнообразия цвета одежды «огромного количества» представителей (кстати, откуда их столько в кассации?). Сообщённую автору информацию помощник может знать только от судей, но беседовал ли он с ними и о чём были эти беседы мы не знаем. В-третьих, мне кажется, стоит воздерживаться от ссылок на то, что судья кого-то может признать похожим на себя. В России между судьёй и представителем лежит настолько огромная социальная пропасть, что ни один российский судья никогда не признает похожим на себя какого-либо представителя, независимо от того, насколько это представитель на него внешние похож, в том числе, по цвету одежды. Судья может признать похожим на себя только другого судью. В-пятых, не совсем понятен довод про нагрузку на глаза. Вы, уважаемый читатель, каждый день выходя на улицу видите большое количество людей одетых в одежду разных цветов - вы в конце дня чувствуете, что у вас из-за этого устали глаза?

3.5. Один из недостатков книги – бессодержательные рекомендации, когда автор что-то советует, но выходит, что либо совета как такового нет, либо есть, но не понятно, как его использовать на практике.

Автор пишет: «… Мне очень нравиться совет судьи Верховного суда Ирландии Фрэнсиса Кларка, с которым мне посчастливилось выступать в одной из сессий на ежегодной конференции IBA в Вашингтоне. Он сказал, что «здорово, если вы искусно используете ораторское мастерство, однако гораздо лучше, когда судья принял решение в вашу пользу, даже не поняв, что вы к нему какое-то ораторское мастерство применили». По моему мнению, это очень хороший совет, который стоит использовать» (114), хотя на самом деле никакого совета, как рекомендуемого правила поведения, здесь нет. Это просто благое пожелание.

Совет автора: «…Можно предлагать суду сразу подчёркивать какие-то важные моменты или делать закладки». «Если добиться того, чтобы судья самостоятельно сделал какие-то закладки или заметки, то шансы на запоминание этой информации и выводов значительно увеличиваются» (118, 119). Интересно как этого добиться? «Уважаемый суд, прошу в материалах дела обвести карандашом это место в договоре»? Реакция судьи может быть крайне неадекватной.

Ещё совет: «Дополнительно клиенту и себе необходимо задать два очень важных вопроса: «Почему удовлетворение иска справедливо/несправедливо? Почему судье должно быть не всё равно?». «Дополнительный способ склонить судью на свою сторону – это объяснить, почему судье должно быть не всё равно, как разрешиться наш спор» (22). Красивый совет. Остаётся вопрос как это сделать, особенно с учётом того, что судье, как раз-таки, должно быть всё равно как разрешиться спор.

И ещё: «Данный принцип [принцип ИКЕА] можно использовать и в устном выступлении». Хорошо. Как это сделать? Ответ автора: «Для этого необходимо обратить внимание суда на ключевые доказательства по делу. Я могу специально выбрать определённую последовательность изучения доказательств для того, чтобы по итогам у суда складывалось нужное мне впечатление. Фокус внимания очень важен., и он влияет на людей порой неосознанно» (118). Не правда ли, очень содержательная рекомендация?

Автор рекомендует учитывать психологический портрет судьи, например, так: «Актёры советуют пытаться мысленно создать образ, который вы описываете и стараетесь передать слушателю. Если вы достаточно чётко представите этот образ, то, рассказывая о нём, вы неосознанно будете двигаться таким образом, что слушатели этот образ увидят и воспримут. Я считаю, что такой совет применим и в суде» (109). К сожалению, автор не поясняет как это совет применим в суде. Я этого тоже не знаю. Думаю, что никак.

3.6. Автор приводит комментарий российских судей: «Не забывайте в прениях не только говорить о своей позиции, но и разбивать позицию оппонента, в том числе задавая ему вопросы» (123). Не совсем понятно о каких вопросах идёт речь (может риторических?), ведь прения состоят из выступлений сторон, задавать в них вопросы оппоненту невозможно.

3.7. Автор пять раз в разных местах книги предлагает просить вычитать текст подготовленного вами процессуального документа другого человека (20, 26, 30, 31, 72) или обращаться к сторонним коллегам за помощью (98). Один раз вам помогут, второй возможно то же, а на третий раз вы получите от коллег упрёк в том, что пытаетесь переложить на них вашу работу.

3.8. В качестве приложения № 4 к книге автор приводит «Десять правил опроса свидетелей в гражданском и арбитражном процессе» (автор допрос почему-то называет «опросом»). Эти правила следующие: (1) надо готовить план опроса, (2) надо понимать задачи опроса, (3) надо знать и учитывать психологические особенности свидетелей, (4) задавать только вопросы, идущие к делу, (5) не задавать вопросы, ответ на который заранее не знаешь, (6) вовремя останавливаться, (7) использовать разные типы вопросов, (8) необходимо выявлять ложные показания, (9) «собственные действия», (10) письменная фиксация показаний.

Правила №№ 1-8 и 10, по существу, правильны. То, что указано под номером 9 назвать правилом нельзя; это общеизвестные банальности; оцените сами: «Правильные слова юриста порой могут усилить действие благоприятных показаний и уменьшить ущерб от неблагоприятных сведений. Остроумный комментарий, точное обобщение в нужном ключе, корректное замечание ли разъяснение свидетелю - все эти приёмы могут быть очень ценными. Однако за исключением ситуации, когда над вашими шутками смеются даже ваши оппоненты, пользоваться этими приёмами стоит дозировано и осторожно» (178).

То, что автор называет письменной фиксацией показаний, так же вызывает вопросы. По мнению автора, «существующая в российских судах система представления замечаний на протокол судебного заседания неэффективна, поскольку данные замечания судом в большинстве случаев отклоняются» (179). Не ясно в чём неэффективность, если сами замечания в любом случае остаются в деле (ч. 1 ст. 232 ГПК ч. 8 ст. 155 АПК), а возражения на определение об их отклонении могут быть включены в жалобу на итоговый судебный акт. По мнению автора, есть «больше шансов добиться объективности и полноты протокола, если представить суду аудиозапись и расшифровку данной аудиозаписи до (курсив мой – С. Р.) изготовления протокола судебного заседания» (179). К сожалению, автор не уточняет в каком процессуальном порядке это можно сделать. Расшифровка показаний — это не доказательство, доказательством являются только сами показания, а они отражаются только в протоколе и аудиозаписи, сделанной судом. Кроме того, любой документ, исходящий от лица, участвующего в деле, может попасть в дело только по определению суда, вынесенному в заседании, с учётом мнения других лиц, участвующих в деле, однако заседание уже прошло, просто так взять и принять у стороны документ вне процесса и приобщить его к делу судья, и уж тем более секретарь, не вправе.

Автор сожалеет о том, что «если методики допроса свидетелей в уголовном процессе подробно исследованы и описаны, то в гражданских делах опрос свидетелей по-прежнему в большей степени импровизация» (171). На самом деле проблемы здесь нет. Правила и психологические нюансы допроса свидетелей в гражданских делах ничем по существу не отличаются от уголовных дел. Как допрашивать свидетелей в уголовных делах в отечественной литературе превосходно изложено у П. Сергеича в «Искусстве речи на суде», из шестой главы которой - «Судебное следствие» - автор списала правила № 1–8. На протяжении моей двадцатилетней практики я допрашивал свидетелей в гражданских и арбитражных делах строго по рецептам П. Сергеича и всегда достигал необходимого результата. В прошлом году я изучил изданную в 1969 году в издательстве «Юридическая литература» книгу Д. П. Ватмана и В. А. Елизарова «Адвокат в гражданском процессе», в которой есть раздел «Допрос свидетелей» (стр. 95–113). Этот раздел представляет собой выполненную на высочайшем профессиональном уровне адаптацию советов П. Сергеича применительно к современному нам гражданскому процессу, сделанную в точной привязке к нормам ГПК с содержательными примерами из личной практики авторов. Эта книга полностью исчерпывает тему допроса свидетелей в гражданском процессе. После неё ничего лучше в отечественной литературе по данной теме написано не было.

В наше время писать о правилах допроса свидетелей есть смысл только если автор может либо предложить какие-либо принципиально иные, новые правила, либо может привести хорошие поучительные и полезные для других юристов примеры из личной практики, которые иллюстрируют уже известные правила. Однако ничего подобного в предложенных автором 10 правилах нет.

4. Вопросы методологии

4.1. Автор пишет о себе следующее: «…По итогам нескольких этапов сложного отбора заявок я с проектом „Эффективное представительство в судах“ оказалась в Германии. Проект включал в себя в том числе десятки интервью с судьями, арбитрами, юристами разной национальности, участие в процессах в иностранных судах, анализ лучших письменных документов. Кроме того, у меня было время читать. И я читала запоем литературу о психологических исследованиях, об „играх разума“, о стереотипах, предубеждениях, работе внимания и памяти» (4).

Прочтя это, читатели вправе ждать от автора изложения в книге хода её самостоятельных исследований, полученных ею результатов в виде новых знаний в области психологии, а так же соображений о том, как эти новые знания применимы в российском судебном процессе; если же автор использует результаты чужих исследований, то для российских юристов ценны те результаты, которые представлены в англоязычной литературе, не переведённой на русский язык.

Если с этих позиций оценивать книгу, то получиться следующее.

Сначала об исследованиях. Результаты опроса судей и помощников судей могут быть признаны достоверными только в случае, если автор приводит сведения о том, сколько судей и каких судов опрашивались, какие им были заданы вопросы, какие были получены ответы, например: «Я, автор, опросила 100 судей арбитражных судов первой инстанции, каждому я задала вопрос: что вас больше всего раздражает в выступлениях представителей? из 100 судей 10 дали ответ «А», 30 ответ «Б», 60 ответ «В», отсюда я сделала вывод, что больше всего раздражает «В». Писать об опросе надо только так, поскольку только в этом случае видно, что опрос действительно проводился и каждый читатель может проверить правильность интерпретации автором полученных ответов.

Ничего подобного в книге нет.

Автор утверждает, что она пользуется «любой возможностью, чтобы поговорить с арбитрами, судьями и узнать у них, что представители в суде делают отлично, а чего делать не стоит» (111), упоминает некое «большинство опрошенных мною арбитров» (86), ссылается на факты, которые какие-то «российские судьи … подтвердили» (50), ссылается на опрошенных автором помощников судей (47, 96), дважды ссылается на опрос российских судей, проведённый по инициативе компании «Бобров, Толстов и партнёры», результаты которого опубликованы в журнале «Юрист компании», 2016, № 9. (36, 67, 184), ссылается на зарубежное исследование с участием арбитров и судей (78), результаты которого опубликованы в книге Scalia A., Garner B. «Making your case». Кроме этого, в книге есть 20 врезок под заголовком «Комментарии российских судей» (20, 38, 40, 43, 46, 48, 54, 68, 69, 72, 75, 87, 98, 107, 113, 116, 117, 118, 122, 123). Автор поясняет — это «советы нескольких российских судей, озвученные судебным юристам», имена которых она не может раскрыть по этическим причинам (183). Согласен, не надо имён, но нельзя ли уточнить: «несколько судей» — это сколько? Два? Три? Четыре? И какого уровня эти судьи? СКЭС ВС РФ? АС МО? Мосгорсуд? Верх-Исетский районный суд Екатеринбурга? Или мировые судьи Усть-Лабинского района Краснодарского края? Эти судьи рассматривают разные дела, имеют дело с разными документами и по-разному смотрят на представителей в заседаниях. Как следствие, на одни и те же вопросы они будут давать принципиально разные ответы. Но увы, на все эти вопросы в книге ответа нет.

В конце книги в разделе «Благодарности» (180−181) автор перечисляет 22 имени людей, которым она «очень благодарна» как «замечательным юристам, арбитрам, судьям, которые давали мне интервью, помогали советами». Но при этом каких-либо следов этих советов и интервью в книге нет. Из этих 22 имён в основном тексте книге упоминается только одно — Jorg Risse, которого автор цитирует на стр. 67, но это не интервью и не совет, который он дал автору, это цитата из книги, написанной с его участием.

Все изложенные обстоятельства дают мне основание предполагать, что никаких исследований в виде опросов и интервью автор не проводила; возможно у неё были отдельные беседы с некоторыми знакомыми судьями и помощниками, но не более того.

Теперь о литературе. Главная ценность книги в этом отношении — использование иностранных источников. Чаще всего автор цитирует Rolf Dobelli «The art of thinking clearly», D. Kanneman «Thinking, Fast and Slow», а также две книги Роберта Чалдини «Pre-suasion» и «50 Scientifically ways to be persuasive». И здесь не без странностей. Автор использует английский текст книги Каннемана, хотя книга есть на русском — в 2013 году её выпустило издательство АСТ под названием «Думай медленно, решай быстро»; книга Чалдини «Pre-suasion» вышла на русском языке в издательстве «Эксмо» в 2017 году под названием «Психология согласия», хотя возможно, к моменту завершения работы над книгой русское издание ещё не поступило в продажу. Книга Чалдини «50 Scientifically ways to be persuasive» так же вышла на русском языке в издательстве «Иванов, Манн, Фербер» в апреле 2013 года под названием «Психология убеждения. 50 доказанных способов быть убедительным». Зачем в этих случаях пользоваться английскими текстами не совсем понятно.

Немного удивляет также активное использование автором в качестве источника вышедшей ещё в 1910 году, многократно переизданной и отлично известной всем, кто ходит в суд, книги П. Сергеича «Искусство речи на суде» (цитаты из неё — 24, 49, 94, 114, 115). Современных сведений о психологии она явно не содержит. Причём автор только в одном месте полемизирует с этой книгой, когда уточняет тезис П. Сергеича о последовательности доводов (49), в остальных местах автор книгу П. Сергеича просто цитирует.

Некоторое удивление также вызывает наделение автором старых и хорошо известных всем явлений новыми именами. Так, описанный ею «Эффект ИКЕА» (рекомендация недоговаривать, чтобы судья сделал вывод сам (32−33), рассматривал ещё П. Сергеич в «Искусстве речи на суде» (раздел «О недоговорённом»), а описанный ею психологический фактор, выраженный в стремлении искать информацию, подтверждающей уже имеющуюся теорию, который автор называет «confirmation bias» (18), является ни чем иным как описанным Чалдини в вышедшей в 1984 году «Психологи влияния» феноменом последовательности в поведении.

В одном месте автор приводит результаты исследований без упоминания ограничивающих факторов: «Альбертом Мехрабианом было сформулировано правило восприятия информации 7%-38%-55%. Данное правило даёт представление о том, какое значение имеют элементы коммуникации: слова — 7%, тон голоса, интонации — 38%, невербальные проявления, такие как выражения лица, поза — 55%» (81, 82). А вот, что пишет об этом правиле Алексей Каптерев, специалист по презентациям и публичным выступлениям: «…Во всем этом есть доля правды. Действительно была пара исследований — или, если ещё точнее, была статья Альберта Меграбяна и Мортона Уинера «Расшифровка неконсистентных коммуникаций», опубликованная в Journal of Personality and Social Psychology в конце 60-х (Mehrabian, Albert, and Wiener, Morton. «Decoding of Inconsistent Communications»). Однако, есть несколько «однако». Как следует прямо из названия статьи, это правило может быть применено только неконсистентной коммуникации, то есть, когда сообщения по различным каналам не совпадают. Например, человек говорит, что у него нет никаких проблем с вами, но отводит при этом глаза. В этом случае люди действительно склонные верить невербальному каналу. Это, во-первых. Во-вторых, в эксперименте шёл разговор только о «неосязаемых» вещах, например чувствах человека и, соответственно, все это совершенно неприменимо к информации фактического характера. Как бы уверенно вы ни заявляли, что Ленин родился в Париже — у вас будут проблемы с очень существенным процентом аудитории. Намного превышающим 7%. В-третьих, в эксперименте участвовали только женщины, одетые в белые халаты. Вспомните об этом, когда прочитаете, что в 55% входит весь внешний вид, включая одежду. Это не так, 55% относились только к выражению лица» (ссылка). https://kapterev.livejournal.com/560 805.html

4.2. Творческий метод автора и результативность её работы в чистом виде можно посмотреть в Приложении № 1 «Предубеждения, когнитивные ошибки» (131−142). Автор берёт их из книги R. Dobelli «The Art of Thinking Clearly» и показывает, как они работают в суде. Их 12. Рассмотрим каждый из них.

1. Социальное подтверждение: «В судебных процессах наиболее ярко действие эффекта проявляется в том, что судьи при рассмотрении своих дел стараются действовать в соответствии с внутренними выработанными и согласованными правилами, а при отсутствии таковых — в соответствии с советами вышестоящих инстанций или исходя из сложившейся в регионе практики» (132−133). Ну и что? Кто-то этого не знал?

2. «Эффект Конкорда»: «…В деле о взыскании убытков вначале необходимо установить, что есть основания для взыскания убытков, а затем уже определить их размер. В некоторых случаях, даже когда оснований для взыскания убытков нет, суд под напором очень настойчивого истца назначает судебную экспертизу для определения размера понесённых убытков. После того, как суд произведёт целый ряд действий для выбора экспертов, определения вопросов, направления материалов эксперту, анализ заключения, уточнения вопросов у эксперта, отказать в иске в связи с отсутствием правовых оснований для взыскания убытков становиться очень сложно». Да, такой эффект есть, но он легко преодолим просьбой к суду о рассмотрении дела в раздельных заседаниях (ст. 160 АПК).

3. Влияние авторитета: «В судебных процессах данный принцип находит отражение, когда мы ссылаемся на судебную практику, разъяснения вышестоящих инстанций». Судебная практика — это социальное доказательство (эффект № 1). Учёт позиции вышестоящих инстанций для суда обязателен.

4. Постпрогнозы — тоже известный эффект. Он проявляется в деле о взыскании убытков с директоров.

5. «Знания шофёра» — убедительность внешних эффектов. Приводимая автором в качестве иллюстрации история из жизни Макса Планка никак не связана с этим эффектом — шофёр никому пыль в глаза не пускал. Автор пишет: «В судебном процессе мы сталкиваемся с похожими примерами сплошь и рядом. Почтено выглядящий представитель может производить более весомое впечатление на судью, а иногда и на оппонента, чем он (и его позиция) заслуживает» (136). Никогда в суде такого не замечал. Здесь, кстати, есть противоречие доводам автора на стр. 96−97 о том, хорошо одетый представитель может произвести на суд худшее впечатление, чем представитель, одетый просто.

6. Групповое мышление: «В судебных процессах данный фактор может влиять как на юристов, так и на судей. Юристам стоит помнить о нём в процессе формирования рабочих групп по проектам для того, чтобы в данные группы входили люди, способные критически отнестись к предложениям и дать достоверный отзыв об убедительности выработанной стратегии». Непонятно, при чём тут суд?

7. Ошибка «атрибуции»: «В судебных процессах это может проявляться таким образом, что судья будет неосознанно видеть виновником каких-либо событий конкретное лицо (истца, ответчика, директора и пр.). В некоторых случаях процессуальная стратегия по делу требует преодоления подобного упрощённого подхода к спору. В таком случае стоит предоставлять больше информации о действии различных факторов, возможно не связанных с действиями конкретных лиц» (138). Бессодержательная рекомендация, никак не связанная с этим когнитивным искажением.

8. «Эффект ореола»: «В суде достаточно сложно сделать слепое выступление, поэтому стоит помнить о действии эффекта ореола и не поддаваться ему самому. В суде данный эффект может проявляться таким образом, что более взрослый юрист может восприниматься как более умный» (139). Никогда такого не видел.

9. Ошибка упущения — в ситуации сложного выбора люди предпочитают бездействовать: «В суде это чаще всего выражается в том, что судьи не хотят принимать ответственность за те или иные решения, особенно прецедентные, и оставляют их на рассмотрение вышестоящим инстанциям. Соответственно нужно учитывать, что в большинстве случаев прощу убедить судей бездействовать, чем действовать» (140). Судьи бывают разные. Есть те, кто колеблется, есть те, кто не сомневается и решительно выносит решение. Непонятно, что значит «на рассмотрение вышестоящим инстанциям»? Суд не может, не вынося решение, передать дело в вышестоящую инстанцию. Он в любом случае должен вынести решение, а в случае нарушения процессуальных сроков к нему могут возникнуть вопросы со стороны руководства суда. Зачем убеждать судью бездействовать?

10. Пропаганда работает — человек забывает источник информации, но помнит саму информацию. Автор пишет: «Необходимо помнить об этом в суде и, во-первых, очень пристальное внимание уделять той истории и тем обстоятельствам, о которых говорит оппонент, и сразу опровергать недостоверную информацию. Во-вторых, начиная с самых первых заседаний необходимо рассказывать суду свою историю. Желательно это делать с помощью простых примеров и используя индуктивный метод, при котором суд сам сделал выводы» (141). Бессодержательная рекомендация, никак не связанная с этим когнитивным искажением.

11. Ошибка причисления к большинству — люди думают, что другие такие же как они. «В судебном процессе надо понимать, что судья будет судить людей по себе. Если судьи принимают решения, поступают определённым образом, то и другие, по их мнению, так должны» (142). Ну, да, так бывает, сам с этим сталкивался. И? Дальше что?

12. Ошибка памяти — искажение воспоминаний под текущие события: «Наибольшее значение данный эффект имеет при допросе свидетелей, в том числе своих. Стоит помнить, что показания свидетелей, даже искренних, могут быть ненадёжны» (142). Ну? И что?

Как можно видеть, автор из указанных когнитивных искажений извлекает не так уж и много полезной информации, которую можно использовать на практике.

5. Оформление книги

Книга напечатана на мелованной бумаге. Эта бумага обычно используется для книг, где много цветной графики. В книге большого количества цветной графики нет, есть только пять цветных картинок. Такие книги, как правило, печатаются на офсетной бумаге. Книгу на мелованной бумаге читать неудобно — в отличие от офсетной бумаги мелованная неприятно для глаз отсвечивает при любом освещении. Листы с офсетной печатью тоньше, с мелованной толще. Из-за использования мелованной бумаги книга становится толще. Вёрстка книги — два интервала между абзацами (при стандартном одном интервале при печати на офсетной бумаге) уменьшает объём текста на странице и тем самым, увеличивает количество страниц.

Тема книги, вынесенная в её название — «психология и убеждение в судебном процессе». Между тем, книга содержит такие материалы как методика написания документов «Безумец-архитектор-столяр-судья» (40). Это правильная методика, я сам использую, но это, по сути, давно всем известный старый добрый мозговой штурм. Иллюстрирующая схема первого этапа на странице 41 — обычная майнд-карта, ничего нового здесь нет. Автор даёт советы по личной эффективности: эффект Зайгарник (44), методика Гарнера (стр. 40). Это полезная информация, но теме книги она не соответствует. По этим темам есть огромное количество другой, гораздо лучше написанной литературы.

В книге 192 страницы, из них основной текст — главы 1, 2, и 3 (страницы 14−127) — занимают 113 страниц, т. е. 60% текста, 2/3 объёма книги. Всё остальное — введение, заключение, четыре приложения (ранее опубликованные автором на сайте zakon.ru — они там находятся до сих пор; это бесплатные материалы, которыми автор решала наполнить платную книгу), благодарности и примечания. Если взять только основной текст (главы 1−3), то это объём не монографии, а в лучшем случае большой журнальной статьи формата «Вестника экономического правосудия» или журнала «Закон», либо объём статьи на два номера «Юриста компании» или «Корпоративного юриста».

Все эти обстоятельства в своей совокупности дают основание для вывода, что у автора были сложности с набором материала, достаточного для выпуска монографии; она стремилась любыми средствами «утолщить» материал, чтобы он по объёму стал достаточен для книги и мог выглядеть как более-менее нормальная книга, а не как тощая брошюра, и уже тем более не как пусть и большая, но журнальная статья.

6. Выводы

Моя оценка по пятибальной шкале такова: идея на твёрдую пятёрку, реализация — на тройку. Качество представленного в книге материала, в том числе с учётом:

крайне поверхностного скольжения по верхам во всех, обсуждаемых автором вопросах,

огромного количества воды (прочтите, например, раздел «Правила виртуозной истории» (109−113) — это сплошная вода, количество полезной информации там достигает угрожающего минимума),

самолюбования автора, изложения ею в книге никому не интересных, кроме неё, фактов её личной биографии,

даёт мне основание утверждать, что если у автора и была цель дать коллегам полезную информацию о том, как использовать психологию в суде, то эта цель была не главная. Главная цель — это маркетинг. Эта книга идеально хороша для того, чтобы выпустить о ней пресс-релиз, сообщить о её выходе на сайте, подарить клиенту на встрече, она хорошо смотрится на любой книжной полке, её можно взять и бегло полистать, восхитившись тем, какая у неё красивая печать, какая красивая обложка в корпоративном стиле фирмы, в которой работает автор; в общем, она отлично выполняет все те функции, которые обычно выполняет подарочное издание любой книги — она выпускается не столько для того, чтобы её читать, сколько для того, чтобы украшать ею интерьер — для этих целей рецензируемая книга годиться идеально.

Если вы студент юридического факультета или начинающий юрист, то вы, конечно. найдёте в этой книге кое-что полезное. Но, на мой взгляд, гораздо лучше не тратить на неё деньги и время, а начинать своё самообразование в области психологии взаимодействия с судом с чтения действительно полезных и первоклассно написанных книг, авторы которых — настоящие профессионалы в своём деле. Что это за книги?

Прежде всего это три книги Роберта Чалдини, которые переведены на русский язык и выпущены в России: «Психология влияния», «Психология убеждения» и «Психология согласия». У Чалдини великолепный литературный язык, он пишет ясно, аргументированно, без воды, ссылаясь на настоящие научные исследования в области психологии. Изучив эти книги, вы будете знать 99% того, что должен знать каждый юрист о социальной психологии и без посторонней помощи сможете определить для себя как эти знания использовать в суде, а также в построении отношений с коллегами, клиентами, работодателем и близкими людьми.

Если вы ходите в суд, но при этом по какому-то досадному недоразумению до сих пор не прочли книгу П. Сергеича «Искусство речи на суде», то немедленно устраняйте этот недостаток. Это шедевр как в плане содержания, так и в плане грамотного вкусного русского литературного языка; книга имеет космический уровень полезности, который едва ли когда-либо будет превзойдён в отечественной литературе.

Я так же настоятельно рекомендую к изучению упомянутую в рецензии монографию М. Ю. Радченко «Арбитражные споры» (параграфы «Линия спора», «Иск», «Ошибки в исковых заявлениях», «Работа с другой стороной», «Заседание», «Работа в заседании», «Аварийная работа в заседании», «Фальшивые документы»). Не обращайте внимание на год выхода — по психологии поведения в современном арбитражном суде пока никто ничего лучше не написал.

Если хотите почитать на русском языке о когнитивных ошибках что-то действительно стоящее — читайте главу из книги А. Г. Карапетова «Экономический анализ права», параграф «Устойчивые когнитивные ошибки» (стр. 70−87). Там данная тема изложена блестяще.

Если хотите научиться грамотно готовить документы для суда — читайте лучшую на сегодняшний день книгу о том, как излагать мысли на бумаге — это книга «Пиши, сокращай» Максима Ильяхова и Людмилы Сарычевой, которую в 2018 году выпустило издательство «Альпина Паблишер».

И самый главный совет: практикуйтесь; психология судебного процесса лучше всего познаётся на личном опыте.