Председатель Следственного комитета Р Ф Александр Бастрыкин дал интервью «Российской газете» в котором настаивал на необходимости отмены ч. 4 ст. 15 Конституции Р Ф (
http://www.rg.ru/2015/07/23/bastrykin-site.html). Согласно этой норме общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.
Вначале я дам одну, ключевую, как мне кажется, цитату из интервью; затем мой комментарий.
***
Александр Бастрыкин: «ЕСПЧ, с моей точки зрения, излишне гиперболизирует и, я бы даже сказал без достаточных оснований, абсолютизирует значение международного права при рассмотрении конкретных дел, находящихся в его производстве. Именно по этой причине в его практике, особенно в процессе исполнения решений ЕСПЧ, нередко возникают острые правовые коллизии. Последствием таковых является нежелание государств исполнять его решения. Мне представляется, что при рассмотрении жалоб судьи ЕСПЧ в недостаточной степени уделяют внимание анализу специфики внутригосударственного законодательства соответствующих стран, их основам и прежде всего конституционным, базовым положениям, правовым традициям, особенностям, наконец, правовой идеологии и правовой психологии, сложившейся в том или ином государстве. К сожалению, преобладает, что называется, правовой догматизм.
Корреспондент: Что вы имеете в виду?
Александр Бастрыкин: Не учитывается криминогенная обстановка в той или иной стране, общий уровень преступности, доля в ней тяжких и особо тяжких преступлений, отношение общества к опасным преступным деяниям. Отсюда иногда недостаточно обоснованные решения ЕСПЧ относительно мер принуждения к обвиняемому или подсудимому, утверждения, что они „избыточно жёсткие“. Ну, а что прикажите делать: освобождать бандита, убийцу из-под стражи и отпускать на подписку о невыезде. Вот после таких решений российских судов „наши“ преступники и бегут за рубеж, но, как правило, „просвещённая Европа“ не спешит с их выдачей нам. Таких примеров немало.
ЕСПЧ в основном занят защитой прав обвиняемых и подсудимых. Это, безусловно, дело важное, необходимое. Но действительно справедливый суд должен учитывать и защищать интересы и потерпевших. Ведь они тоже имеют право на защиту, на суд законный и справедливый. Поэтому ЕСПЧ, при вынесении вердикта по жалобе обвиняемого или осуждённого, например, по делу об убийстве ребёнка, было бы неплохо поинтересоваться мнением родителей погибшего.
В некоторых решениях ЕСПЧ отчётливо прослеживается презумпция виновности государства и безусловной невиновности заявителя в тех проблемах, которые появились у обратившегося туда человека. Но нет нужды доказывать, что предвзятость и необъективность судьи — верный путь к вынесению неправосудного решения». ***
В российском законодательстве первой половины 90-х годов прошлого века появился ряд норм, существование которых немыслимо в нормальных цивилизованных правопорядках, однако которые были нужны для того, чтобы тогдашнее общество и государство могло быстро и максимально далеко дистанцироваться от старого советского строя и порвать с его правовыми традициями.
К таким нормам относятся, например, ст. 46 Конституции Р Ф о праве каждого на обращение в суд (в советское время обращаться в суд можно было не во всех случаях, когда право нарушено, а только тогда, когда право на обращение в суд в случае его нарушения было прямо указано в нормативном акте), ст. 35 Конституции Р Ф о возможности лишения имущества только на основании решения суда (в советское время лишиться имущества можно было по решению административных органов, см, например, ст. 90 ЖК РСФСР 1983 г. о выселении из самовольно занятых помещений с санкции прокурора), статья ч. 2 ст. 213 ГК РФ 1995 г. о том, что количество имущества, находящегося в собственности не ограничиваться (сравните со ст. 106 ГК РСФСР 1964 г. о том, что в собственности можно иметь только один дом), наконец, статья ч. 1 ст. 15 Конституции Р Ф о её непосредственном действии (в советское время Конституция РСФСР не имела прямого действия, её нормы применялись только в случае, когда по тому или иному вопросу конституционного регулирования был принят нормативный акт. Рудимент этого мышления оказался настолько силен, что Верховному суду РФ пришлось даже принимать в 31.10.1995 году абсолютно немыслимое в развитых правопорядках постановление о применении судами Конституции).
Одной из норм в этом ряду была и ч. 4 ст. 15 Конституции Р Ф. Она преследовала ту же цель — решительный и демонстративный разрыв с советской правовой традицией. Всё дело в том, что в своё время СССР для того, чтобы цивилизовано выглядеть в глазах других государств и нормально строить с ними отношения был участником ряда международных договоров. Ряд этих договоров устанавливал правила, которые находились в непримиримом противоречии с советской правовой реальностью. Пример: в 1973 году СССР ратифицировал и ввёл в действие Международный пакт ООН о гражданских и политических правах 1966 г. Согласно его ст. 12 каждому, кто законно находится на территории какого-либо государства, принадлежит, в пределах этой территории, право на свободное передвижение и свобода выбора местожительства. Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную.
Между тем, свободы выбора места жительства у граждан СССР никогда не было. Для проживания в том или ином населённом пункте необходимо было просить разрешение («прописка») у милиции, при отказе гражданин был обязан в 24 часа выбыть из населённого пункта. Права свободного выезда у граждан СССР не было, для выезда необходимо получить специальное разрешение (выездную визу), отказ в выдаче которого обжалованию не подлежал. Отказ вернуться в СССР из-за рубежа, если, например, вам там вздумалось остаться на постоянное жительство, рассматривался как тягчайшее государственное преступление, именуемое «Измена Родине» (ст. 64 УК РСФСР 1960 г.).
После появления на свет ч. 4 ст. 15 Конституции Р Ф такая ситуация стала невозможной. Отныне любой международный договор имеет приоритет перед внутринациональным законодательством и действует непосредственно. Отсюда видно, что норма ч. 4 ст. 15 Конституции Р Ф для нашего государства трудна и неприятна. Это тот случай, когда государство вначале ограничило само себя в своём произволе, а теперь этим ограничением тяготиться.
Бастрыкин прав: судьям ЕСПЧ действительно в принципе не интересны ни особенности внутринационального законодательства, ни его правовая идеология и психология, его решения — чистый правовой догматизм. Вот только это не недостаток, а наоборот — его первейшее достоинство. Внутринациональная судебная кухня никакого правового значения для ЕСПЧ не имеет и, если даже она и появляется на страницах его решений, то только как объект критики из-за несоответствия нормам Европейской конвенции. Кстати, российский суд, стоящий на позициях чистого догматизма — это самый страшный кошмар для ведомства Бастрыкина. Через такой суд невозможно протащить заказное уголовное дело, такому суду наплевать на политические соображения, административное давление, отношения между ведомствами, ошибки следствия, статистику Следственного комитета, премии и звёздочки его чиновников. В России сейчас таких судов нет, а вот ЕСПЧ через ч. 4 ст. 15 Конституции Р Ф дотягивается до российских правоохранителей и тем самым сильно осложняет им жизнь. Для Бастрыкина это, разумеется, абсолютно нетерпимо.
Из этой же серии и стенания Бастрыкина о том, что ЕСПЧ не учитывает криминогенную обстановку и уровень преступности, т. е., по сути, он обвиняет ЕСПЧ в том, что он не намерен снисходительно относиться к плохой работе его подчинённых. Что касается уголовно-процессуальных мер пресечения, принимаемых российскими судами, прежде всего речь идёт об арестах, то ЕСПЧ, оценивает их не в категориях «жёсткие -мягкие», а в категориях «соответствующие Европейской конвенции — не соответствующие Европейской конвенции». Он не оценивает законность избрания внутригосударственными органами той или иной меры пресечения. Он оценивает соответствие этой меры Европейской конвенции. Он не оценивает законно или не законно избран арест, но оценивает соответствуют ли условия ареста Европейской конвенции (в большинстве случаев не соответствуют). Упрёк в том, что из-за ЕСПЧ в России преступники избегают ареста смешон: до приговора суда преступника нет, есть только подозреваемый, который вполне может оказаться и невиновным.
Вопреки доводам Бастрыкина ЕСПЧ занят не защитой прав обвиняемых, он занят защитой прав граждан России, которые не нашли управу на сотрудников Бастрыкина в российских судах.
Наконец полнейшим абсурдом выглядит дружеская рекомендация Бастрыкина в адрес ЕСПЧ при вынесении решения по делу по жалобе обвиняемого или осуждённого, интересоваться мнением потерпевших. ЕСПЧ не осуществляет правосудия по уголовным делам. Его задача установить: нарушило государство Европейскую конвенцию или нет? Если да, то с государства присуждается компенсация потерпевшему от такого нарушения.
Таким образом, позиция Бастрыкина, изложенная им в интервью «Российской газете» — это типовая позиция типового российского чиновника со старым советским правосознанием и дремучим невежеством в вопросах, о которых он рассуждает, что совершено не совместимо ни с его учёной степенью доктора юридических наук, ни с занимаемой должностью главы Следственного комитета РФ. Появление и публичное озвучивание такой позиции симптоматично — это означает, что ряд чиновников, отождествляющие свои личные интересы с государственными отчаянно не хотят, чтобы им кто-то, да ещё и за пределами России и вне контроля их контроля мешал в их произволе. Искренне надеюсь, что мечты Бастрыкина так и останутся мечтами.