Ватман Д. П. «Судебные речи». М. Статут. 2006

1. Предварительные замечания

Сначала отвечу на два возможных вопроса.

Вопрос № 1: «Какая польза изучать судебные речи Ватмана, если они основаны на старом законодательстве?». Сила Ватмана, равно как и других выдающихся адвокатов прошлого, не только в знании закона (это само собой разумеется), но также в умении убеждать. Рецензируемая книга именно об этом. По этой причине я настоятельно рекомендую всем, кто хочет убедительно выступать перед судом, тщательно изучать речи знаменитых дореволюционных адвокатов. На личном опыте могу сказать: это единственный способ научиться анализировать доказательства; это учебные образцы того, как говорить с судом на одном языке и как вести себя в суде. Если хотите узнать, как правильно давить в суде на жалость (а делать это, вопреки распространённому заблуждению, очень трудно) — читайте речь Плевако по делу люторических крестьян; если хотите узнать, как выступать перед судом, который вас ненавидит и постоянно затыкает вам рот — читайте речь Карабчевского по делу Созонова; хотите научиться разрабатывать позицию по делу — читайте речь Александрова по делу об убийстве Сары Модебадзе, затем речь Казаринова в защиту Лишина и Григорьева, после этого читайте самую лучшую речь за всю историю отечественной адвокатуры — речь Спасовича по делу об убийстве Нины Андреевской. Это учебные образцы того, как глубоко надо копать в деле, как из колоссального объёма разрозненных фактов строить ясную систему аргументации по делу и как умело закладывать её в голову суда.

Вопрос № 2: «Речи Ватмана — это выступления в судебных прениях. Но у нас в суде никто не позволит мне так много говорить в прениях, да и говорить там не о чем, все доводы изложены в документах. Зачем тогда мне его речи?». Если суд не позволяет вам говорить, значит вы говорите то, что суду не интересно. Говорите то, что суду интересно, нужно и полезно и он будет слушать вас без ограничений во времени. Изучение речей нужно не только для того, чтобы выступать в судебных прениях. Они полезны для любого выступления перед судом, когда надо либо довести до суда свою позицию, либо убедить суд что-то сделать: дать объяснения, обосновать ходатайство, возразить на ходатайство или действие другого лица и т. д. Произносить в каждых судебных прениях речи, подобные речам автора, нет необходимости, это доказывает его собственный пример. Ватман бы принят в Московскую городскую коллегию адвокатов в 1961 году. Обсуждаемая нами книга издана в 1989 г. и содержит 31 речь. Невозможно представить, чтобы за 28 лет адвокатской практики у автора было 31 судебное дело. Очевидно, их было намного больше. Логично предположить, что автор произносил речи в прениях не в каждом деле, а если и произносил, то не все из них заслуживали публикации. Это подтверждается тем фактом, что первое издание книги имело подзаголовок, опущенный о переиздании 2006 года: «Методическое пособие для адвокатов», т. е. для публикации автор готовил не все свои речи, а лишь те, которые имеют методическую, т. е. учебную ценность для коллег.

В рецензии я не оцениваю правильность позиций автора по существу каждого спора; меня интересует только тактика построения позиции и способы её убедительного донесения до суда. По существу позиций скажу кратко: я их разделяю, кроме дела Григорьевых в котором, на мой взгляд, автор не отвечает на ряд возражений, которые могут быть выдвинуты против его позиции, что его оппонентами явно сделано не было; в двух делах автор высказывает диаметрально противоположные точки зрения: в деле Волкова дарение денег предлагается оформлять их внесением на счёт дарителя в банке с последующей выдачей дарителем одаряемому доверенности на распоряжение счётом, между тем как в деле Гориной автор утверждает, что подобная операция — это не дарение, а поручение. Я также согласен с замечанием С. Н. Братуся, который во вступительной статье к первому изданию книги указал на неправильное понимание автором в деле Волкова распределения бремени доказывания по искам о разделе супругами совместно нажитого имущества.

Моя рецензия не заменяет изучения книги. Когда будете читать речи Ватмана, то не обольщайтесь их простотой, она только кажущаяся. Это происходит потому, что вы видите дело уже изученным и разложенным по полочкам. Если бы вы получили его как есть, как оно было до авторского анализа, оно бы не казалось простым.

Для наглядности прямые цитаты из речей я по тексту рецензии буду давать курсивом.

В рецензии мы рассмотрим план речей, используемые автором способы аргументации своей позиции, особенности его языка, в завершение сравним его речи с речами других советских адвокатов. Однако, прежде чем мы перейдём к этим вопросам необходимо предварительно указать на ряд обязательных условий убедительности судебной речи, которые всегда соблюдаются автором до того, как речь готовится и произносится. Если эти условия не соблюдены, то вам из опыта автора ничего не поможет: ни правильная структура, ни приёмы аргументации, ни правильный язык.

2. Условия убедительности судебной речи

Таких условий пять: правильный выбор дела, правильное отношение к себе, правильное отношение к клиенту, правильное отношение к суду, правильное отношение к оппонентам. Произнесение перед судом рассматриваемых нами речей возможно только в случае, если:

(а) адвокат принял поручение на ведение дела в соответствии с правилами, сформулированными автором в работе, посвящённой адвокатской этике: «…Адвокат может принять поручение на ведение [дела] только в том случае, если он убеждён в законности требований и возражений клиента, в подтверждение которых могут быть выдвинуты достоверные доказательства, допускаемые законом и полученные легальным путём, юридическая перспектива дела представляется благоприятной, а спорный правовой интерес и средства его защиты нравственно оправданы и безупречны» (Ватман Д. П. Адвокатская этика (нравственные основы судебного представительства по гражданским делам). М. Юридическая литература. 1977. С. 33). Все дела, по которым произнесены обсуждаемые нами речи, отвечают этим критериям. Нравственная оправданность и безупречность правового интереса и средств его защиты позволяют автору в обоснование своей позиции в дополнение к нормам права ссылаться на нормы морали. В его речах это всегда выглядит уместно, всегда достигает цели сделать речь убедительной, так как судьи, в большинстве своём, хотят, чтобы их решения были не только законными и обоснованными, но также справедливыми и нравственно оправданными.

(б) адвокат уважает себя, говорит спокойно и с достоинством.

(в) адвокат уважает своего клиента, осознаёт ответственность перед ним, подходит к делу максимально серьёзно. В большинстве дел, по которым произнесены речи, цена вопроса для клиента была очень высока, проигрыш дела грозил ему крайне неприятными последствиями.

(г) представитель уважает суд и ставит себе задачу оказать помощь суду в правильном решении дела и делает это доступными суду способами; речи Ватмана — это всегда очень тонкая подстройка под уровень культуры судей, под их личные представления об окружающем мире и под господствующую в современном ему обществе систему ценностей.

(д) адвокат правильно относится к оппонентам. Это самое трудное условие. Судебная речь — это всегда полемика с оппонентами. Как к ним относится и что о них говорить суду, кроме ссылок на несоответствие их позиции закону и материалам дела?

Ватман полагает, что, прежде чем критиковать позицию оппонента, её вначале необходимо правильно понять и чётко проговорить. Эта особенность речей Ватмана была отмечена одним из рецензентов первого издания книги: «В споре проявляет уважение к противнику: воспроизводит его версию фактической стороны дела, юридическую оценку фактов, доводы. Наряду с культурой полемики здесь, конечно же, наблюдается и уверенность в себе настоящего мастера. Он не боится произвести „смотр сил“ своего противника, чтобы ещё нагляднее, ещё очевиднее показать его превосходство» (Социалистическая законность. 1989. № 12, с. 72).

После того, как позиция оппонента изложена она должна получить объективную оценку. Ватман использует три варианта это сделать.

1. Он признаёт, что доводы оппонентов сильны, с ними надо считаться, они заслуживают внимания: «Необходимо признать, что критические доводы против вынесенного по делу решения, выдвинутые в кассационных жалобах Бутовой и Богачёва, затрагивают существенные моменты спорного правоотношения, а потому требуют к себе пристального внимания и серьёзной оценки. Если доводы кассаторов, причём как в своей совокупности, так и порознь каждый из них, являются основательными, то постановленное судом решение не может считаться законным и обоснованным, а просьба о пересмотре дела заслуживает удовлетворения. Поэтому мои доверители сочли необходимым представить письменные объяснения на жалобы в порядке ст. 291 ГПК РСФСР, в которых изложены соображения в пользу признания правильным решения суда и отклонения кассационных доводов Бутовой и Богачёва. Как представитель Хохловых, интересы которых защищены обжалуемым решением, я вижу свою задачу в том, чтобы последовательно, шаг за шагом рассмотреть критические аргументы кассаторов, что позволит, как я надеюсь, выявить их полную несостоятельность».

Далее из той же речи: «В кассационных жалобах указано также на пропуск Хохловой трёхмесячного срока, установленного ст. 120 ГК РСФСР для обращения в суд с иском о защите права преимущественной покупки при отчуждении доли домовладения. Следует указать, что этот довод является весьма серьёзным, так как предъявление иска с пропуском установленного законом сокращённого давностного срока должно было привести к отказу в иске, если уважительных причин его пропуска не имеется. … Поэтому тезис о пропуске срока, выдвинутый ещё в суде первой инстанции и получивший столь подробную оценку в решении по делу, заслуживает внимания при проверке дела по доводам кассационных жалоб».

2. Он заранее объявляет, что если доводы оппонентов правильны, то он готов признать ошибочность своей позиции: «Если эти соображения правильны, требование моих доверителей о заключении договора найма на все занимаемое помещение, в том числе на спорную комнату, является необоснованным, противоречащим закону и не подлежит удовлетворению».

Пример в другом деле: «Однако все эти соображения морального порядка, полностью реабилитирующие моего доверителя и снимающие с него всякого рода обвинения в беспринципности и непорядочности, которые, к сожалению, позволили здесь третьи лица по делу, не могут сами по себе иметь какое-либо значение, если иск Далиной о переселении Гринина в двухкомнатную квартиру основан на законе и потому должен быть удовлетворён. Можно сочувствовать Гринину, ветерану войны и труда, что ему придётся начинать жизнь со своей новой семьёй в весьма стеснённых условиях, однако в том случае, если требования Далиной вы найдёте обоснованными, мой клиент подлежит выселению из своей квартиры. Поэтому я полагаю необходимым перейти к обсуждению правовых аспектов конфликта, чтобы оценить спорную ситуацию с точки зрения материального и процессуального закона и разрешить вопрос, подлежит ли иск Далиной удовлетворению».

Третий пример: «И если райжилуправление вправе заявлять такие требования, если иск о выселении Федоровых основан на законе, то тут уж ничего не поделаешь: они должны освободить занимаемую уже пять лет квартиру».

3. Третий способ — сообщить суду, что, на первый взгляд, оппоненты правы, однако на самом деле это не так: «На первый взгляд это требование представляется вполне основанным: ведь если Николай Маринин был указан отцом в заявлении при вступлении в кооператив, как это предусмотрено п. 16 Примерного устава ЖСК, впоследствии он был включён в ордер на кооперативную квартиру. Присмотримся, однако, к делу поближе…».

Пример в другом деле: «Если даже условно согласится с кассаторами и признать на минуту, что процессуальные нарушения, на которые они ссылаются, действительно были допущены судом при разбирательстве дела, то нельзя не напомнить принципиальное положение о недопустимости отмены правильного по существу решения одними лишь формальными соображениями».

Все эти три способа выражения объективности по отношению к оппонентам отличают автора от подавляющего большинства современных судебных представителей, которые панически бояться признавать за позицией оппонентов даже малейшее право на существование.

После того, как доводам оппонентов отдано должное, как их критиковать? Кроме доводов, основанных на законе и материалах дела, насколько допустимы эмоции в их адрес? Автор полагает, что допустимы. Доводы оппонентов он называет «домыслами», «легендой», «неуёмным полётом фантазии», «неубедительными и явно надуманными», «не выдерживающими критики», «фантастической версией», «голословными утверждениями». Об одном из выдвинутых оппонентом утверждений он говорит, что оно «не только ничем по делу не подтверждено, но и находится в разительном несоответствии с нормальной человеческой логикой». В другом деле он характеризует позицию оппонента как высказанную с «с удивительной смелостью, без оглядки на факты и нимало не заботясь о правдоподобности своих объяснений…», в третьем говорит, что «у истца концы с концами явно не сходятся». В одном из дел иск назван им «букетом недвусмысленных утверждений и оскорбительных упрёков», а отказ в иске «закономерным и справедливым ответом на её [истицы] необоснованные домогательства». Оппонент в одной из речей характеризуется им как «преступивший моральные запреты и презревший элементарные требования приличия», его действия истца автор называет «дерзким требованием» и «наглым домогательством», за что получил упрёк одного из рецензентов: «Вряд ли можно так высказываться в адрес противной стороны» (Социалистическая законность. 1989 № 12, с. 72), хотя на мой взгляд, в данном деле (дело Маринина) это было уместно.

Однако все эти эмоции автор позволяет себе только в отношении противоположной стороны. По отношению к коллегам-адвокатам, представляющим интересы оппонентов, он предельно корректен и даже может похвалить их мастерство: «В этой искусно построенной и с блеском произнесённой речи было сказано немало гневных слов в адрес Маринина» — говорит он, представляя интересы Маринина в отношении адвоката, представляющего интересы его оппонента.

Уникальный пример уважительного отношения автора к коллеге — речь по делу Вронских. В этом деле наследниками по закону был предъявлен иск о признании недействительным завещания по причине душевной болезни завещателя. Автор представлял интересы ответчиков. Суд первой инстанции в иске отказал. На решение суда представитель истца подал кассационную жалоба (апелляционную по сегодняшнему ГПК). В жалобе обращается внимание на факты, которые можно толковать в пользу истца при полном игнорировании других фактов, подтверждающих позицию ответчика. Перед заседанием Ватман получает от представителя истцов дополнение к жалобе. Почему перед заседанием — понятно для того, чтобы автор не мог заранее подготовить доводы против дополнений. Тем не менее Ватман не только не позволяет себе негативных эмоций в отношении коллеги, напротив, он пытается разумно объяснить суду уважительную причину его явно недобросовестных действия по отношению к себе же: «[истец] счёл необходимым обжаловать решение народного суда, а приглашённый им поверенный, наделённый соответствующими полномочиями, представил пространную дополнительную жалобу от собственного имени, копия которой была вручена моим доверителям накануне сегодняшнего заседания. Я далёк от мысли, что это запоздание могло быть намеренным [хотя совершено ясно, что оно было именно намеренным — С. Р.], но как бы то ни было мои клиенты, своевременно и с приложением копии для кассатора подавшие объяснения на его жалобу, были лишены возможности ответить письменно на доводы дополнительной жалобы его поверенного, что, возможно, несколько осложнит задачу суда [заметьте: не „мою“ задачу, а задачу „суда“, автор прозрачно намекает суду, что недобросовестное поведение оппонента мешает не автору, а суду — С. Р.] по проверке материалов этого сложного дела. Отсутствие таких письменных объяснений на вторую жалобу я постараюсь восполнить в своём выступлении».

Далее Ватман разбирает доводы кассационной жалобы: «Столь же вольно обошёлся автор этой жалобы и с указанием врача-психиатра на аморфность мышления больной, её эмоциональную тусклость и некритичность — все эти симптомы, имеющиеся в истории болезни, странным образом исчезли в передаче их поверенным кассатора. Возможно, это явилось результатом неизбежных сокращений: ведь история болезни приобщена к материалам дела, так что с ней всегда можно свериться». Заметьте, как он оправдывает оппонента в глазах суда. Далее в том же духе: «И что ж мы читаем в жалобе? Все эти проявления психического недуга опять опущены, зато отсутствие психотических расстройств тщательно фиксируется. Как видим избирательный подход к медицинской информации опять даёт себя знать, быть может, объяснимый теми же причинами, по которым в этой подробной жалобе не нашлось места для анализа показаний свидетелей-врачей».

И наконец, финальный вывод: «Для чего всё это делается, понять затруднительно. Я отметаю как лишённое всяких оснований, предположение, будто бы таким путём пытаются намерено исказить перспективу дела. Скорее всего известная односторонность в представлении материалов дела является следствием глубокой убеждённости автора дополнительной жалобы в правоте своего доверителя, что привело к некоторой аберрации зрения и сказалось на системе его критических доводов. Всё же я посчитал необходимым привлечь внимание суда ко всем этим неточностям и недомолвкам, возможно, вполне извинительным, дабы материалы дела были освещены надлежащим образом». Я думаю, автор здесь погрешил против истины. Разумеется, ему отлично было понятно, «для чего всё это делается» и что никакой «аберрации зрения» здесь не было. Однако этические правила, требующие безусловного уважительного отношения к коллегам адвокатам, даже если они ведут себя не этично, не позволяют автору уличать представителя истца перед судом в недобросовестном поведении.

Book design is the art of incorporating the content, style, format, design, and sequence of the various components of a book into a coherent whole. In the words of Jan Tschichold, «methods and rules upon which it is impossible to improve, have been developed over centuries. To produce perfect books, these rules have to be brought back to life and applied.»
Front matter, or preliminaries, is the first section of a book and is usually the smallest section in terms of the number of pages. Each page is counted, but no folio or page number is expressed or printed, on either display pages or blank pages.

3. План речи

В структуре речей автора можно выделить вступление, основную часть и заключение.

3.1. Вступление

Вступительные части речей Ватмана интересны только там, где происходит либо (А) изложение плана речи, либо (Б) происходит то, что я называю «медитацией».

(А) Изложить в начале речи её план (примерно так: «Уважаемый суд, в моём выступления я сначала скажу об этом, затем об этом и закончу вопросом об этом»…) очень полезно, так как после такого начала суду проще следить за мыслью представителя, в каждый момент его выступления суд может точно знать о каком вопросе в данный момент идёт речь. В одной из речей автор использует формулировку: «В своих объяснениях я намерен остановиться на таких моментах как…». Затем перечисляются вопросы, по которым будут даваться объяснениях: «…и некоторых других, по которым ошибочные выводы материально-правового характера теснейшим образом связаны с нарушениями норм процессуального права, допущенными по делу».

Иногда автор излагает план речи в обратном порядке, т. е. не сначала, а с конца: «Были ли нарушены судом процессуальные нормы либо упрёки кассаторов лишены оснований, — на этом я остановлюсь несколько позднее. А сейчас позвольте мне кратко изложить материально правовую природу притязаний моей клиентки».

(Б) «Медитация» — это уникальный, сугубо авторский способ начинать речь, которого я не встречал более ни у одного советского адвоката. Он состоит в том, что автор говорит вроде бы ни о чем, просто поток общих слов.

Пример № 1: «Товарищи судьи! Требования истца — Отдела учёта и распределения жилой площади — сформулированы предельно кратко и в достаточно энергичной форме. После смерти граждански Подольской Е. И. её двухкомнатная квартира освободилась. Решено предоставить её очереднику района, однако квартира „самовольно занята“ дочерью умершей — Комаровой Л. П, которую следует выселить. Вот и все данные, касающиеся фактической основы иска, равно как и его просительная часть. Эта кажущаяся простота аргументации, а также отсутствие ссылки на норму материального закона, в соответствии с которым истец обычно предлагает разрешить гражданско-правой спор, сразу же настораживают, как только начинаешь знакомится с материалами дела. Ведь речь идёт о столь серьёзной мере, как выселение Комаровой из двухкомнатной квартиры без предоставления другого жилого помещения. Уже одно это обстоятельство должно было побудить истца подойти к обоснованию своего требования более ответственно, изложить фактическую сторону спорного отношения с необходимой полнотой и представить соображения о его надлежащей квалификации. Поскольку все эти данные в исковом заявлении Отдела учёта и распределения жилой площади отсутствуют, моя доверительница восполнила этот существенный пробел в материалах дела своим встречным исковым заявлением, в котором изложила фактические обстоятельства, при которых она поселилась в спорной квартире, и объявляющие отсутствие у неё прописки, приведены доказательства в подтверждение её заявлений, а так же предложения о правовой оценке спорной ситуации. При подготовке материалов дела к судебному разбирательству по инициативе суда были истребованы необходимые документы, так что фактический и доказательственный материал был собран с надлежащей полнотой. Теперь, когда все обстоятельства этого дела были тщательно исследованы в судебном заседании, заслушаны показания свидетелей, изучены документы и другие материалы, пришло время для оценки собранных и проверенных данных и разрешения спора по существ. В своей речи я полагаю целесообразным представлять вам соображения по делу, сопоставляя аргументы сторон и анализируя исследованные доказательства, что позволит, как я надеюсь, прийти к правильным выводам, соответствующим как обстоятельствам, имевшим место в действительности, так и нормам закона, регулирующим спорное отношение».

Пример № 2: «Принятые судом меры способствовали восполнению пробелов в доказательствах, представленных сторонами, по запросам суда были получены дополнительные документы, выполнены судебные поручения о допросе свидетелей в месте их проживания, вызваны новые свидетели в судебное заседание, а поверенные, приглашённые истицей и ответчиком, помогли своим клиентам обосновать занятую ими по делу позицию в дополнительном заявлении, поданном Широковой, и в объяснениях по делу, представленных от имени моего доверителя в порядке п. 2 ст. 141 ГПК РСФСР. В результате всей этой процессуальной деятельности фактический и доказательственный материал по делу собран со всей возможной полнотой, и, вы, товарищи судьи, имеете возможность прийти к необходимым выводам по вопросу о фактической стороне спорного отношения, а также надлежаще его квалифицировать, чтобы вынести по делу законное и обоснованное решение. В этой ситуации я вижу свою задачу в том, чтобы оказать вам посильную помощь в освещении и анализе фактических обстоятельств этого весьма сложного дела с позиции Ивана Андреевича Широкова, моего клиента, а также представить свои соображения о нормах материального права, в соответствии с которыми должен быть разрешён спор бывших супругов».

Пример № 3: «Товарищи судьи! Дело, по которому вам предстоит вынести своё решение, не отличается особой ложностью с его фактической стороны. Вместе с тем, число лиц, заинтересованных в его исходе, а потому привлечённых участию в деле, неоднократные попытки разрешить возникший конфликт, предпринятые как в исполкоме, так и в ЖСК, излишняя горячность, с которой обсуждалась спорная ситуация соседями сторон по дому и отзвуки которой прозвучали сегодня в выступлении представителя кооператива, — всё это обязывает нас отнестись к рассмотрению всех перипетий этого спора с должным вниманием, чтобы ни одно из обстоятельств, здесь упомянутых, не осталось без обсуждения, а проблемы нравственного и правового порядка получили надлежащую оценку и правильное разрешение. Учитывая все эти особенности дела моего доверителя Гринина, я полагаю необходимым предпослать изложению и анализу материалов дела несколько соображений общего характера в целях разъяснения существа права пользования жилым помещением в кооперативном доме и его существенных отличий от права на жилую площадь в домах государственного жилого фонда».

На первый взгляд, очень странные вступления, в них нет ничего по сути позиции в деле. Может быть, стоило всё это пропустить и сразу начинать с изложения доводов по существу? Однако если полностью прочесть речи, которым предпосланы такие вступления, то ощущения их затянутости не возникает. Подобное начало речи незаметно исподволь создаёт особую атмосферу, в которой последующие доводы по существу спора воспринимаются гораздо более убедительнее, чем как если бы такого вступления не было. Здесь работает совершено особая неуловимая авторская магия. Трудность таких вступлений в том, что их необходимость и их содержание не подчиняются каким-либо заранее известным точным правилам; их использование требует высочайше развитой профессиональной интуиции, литературного вкуса и чувства меры — качеств крайне трудных и у судебных представителей редко встречаемых.

3.2. Основная часть

Для основной части речей Ватмана характерны две особенности.

Первая: точное обозначение в речи, где заканчивается обсуждение одного вопроса и где начинается обсуждение другого: «теперь я перехожу к обсуждению вопроса …», «мне остаётся представить соображения в отношении последней части заявленных требований…», иногда объявляется не начало, а завершение мысли: «таков наш первый довод», затем, после изложения первого довода: «таков второй довод, выдвигаемый нами против утверждения в протесте, будто бы дело не подлежит рассмотрению в суде».

Вторая: чёткое различение права и факта, когда в одной части речи излагаются доводы о фактах, в другой части, ясно отделённой от первой, излагаются доводы права, либо признаётся, что в отношении фактов между сторонами спора нет, и поэтому надо сразу перейти к обсуждению вопросов права:

«Фактические обстоятельства дела предельно просты их правильное установление не представляет каких-либо трудностей».

«При этом нельзя не отметить, что фактические обстоятельства настоящего дела предельно просты и их правильное установление не представляет каких-либо трудностей».

«Сразу же следует сказать. что фактические обстоятельства, которые лежат в основе конфликта между Жилищным управлением и моими доверителями — Фёдоровыми, не являются предметом спора».

«Товарищи судьи! Обстоятельства дела, по которому вам предстоит сейчас вынести решение, не отличаются особой сложностью… Каких-либо трудностей, связанных с выяснением действительной картины событий, по делу нет и правильное его разрешение зависит главным образом от надлежащей правовой интерпретации».

В большинстве случаев основную часть речи автор строит так: сначала излагаются доводы о фактах, затем излагаются доводы о праве, даётся их правовая квалификация установленных фактов. Иногда перед доводами фактами приводятся доводы о пропуске срока исковой давности или даётся обоснование подведомственности дела суду. Обе части чётко отделяются друг от друга, что позволяет суду следить за выступлением и понимать какие доводы излагаются в данный момент:

«А сейчас позвольте перейти к изложению фактических обстоятельств дела, как они выступают в результате исследования многочисленных доказательств, выдвинутых сторонами в обоснование занятой в споре позиции … Теперь, после изложения фактических обстоятельств, я полагаю необходимым остановиться на правовых выводах, которые должны быть сделаны по делу…».

«Теперь, когда все обстоятельства этого сложного и не совсем обычного дела выяснены с исчерпывающей полнотой, пришло время дать им оценку с позиций закона, обсудить обоснованность заявленных требований и возражений против них, выдвинутых ответчиками с одной стороны и третьим лицом с другой».

Реже используется другая схема: сначала излагаются доводы о праве, затем доводы о фактах. Эта схема используется тогда, когда в деле имеет место спор о фактах, но их очень много и, прежде чем о них спорить, надо сначала отобрать факты, которые имеют юридическое значение для дела, т. е. факты, о которых надо спорить. Построение основной части по этой схеме можно показать на трёх примерах:

Пример № 1 (дело Николаева, возражения против иска Романовой об установлении отцовства). Сначала излагаются нормы права для того, чтобы на их основе определить юридически значимые факты: «…Прежде чем перейти к анализу тех многочисленных доказательств, которые были выдвинуты здесь перед вами товарищи судьи, я полагаю необходимым остановиться на законодательной регламентации института установления отцовства в судебном порядке. Это позволит определить значение фактических обстоятельств, установленных в ходе судебного исследования, привести их в определённую систему, что, как я надеюсь, будет способствовать лучшему пониманию позиции моего доверителя», затем излагаются основания иска оппонента (две группы фактов), которые надо исследовать: «Таков круг тех фактических обстоятельств, подтверждение либо опровержение которых должно определить выводы суда в решении по настоящему делу. Причём — и это я считаю необходимым подчеркнуть особо, для удовлетворения иска Романовой необходимо установление обеих групп фактов…»

Затем происходит анализ доказательств фактов истца: сначала разбирается первая группа фактов, затем вторая (хотя для отказа в иске достаточно только первой): «В своём изложении фактических обстоятельств и доказательств, их подтверждающих, я намерен придерживаться той же схемы событий, которая была выдвинута Романовой и обоснована в речи его поверенного. Это позволит представить факты в одной и той же последовательности, но с разных, и при том противоположных сторон, что будет способствовать уяснению позиции истицы и ответчика и облегчит, как я надеюсь, оценку степени их доказанности в результате проверки их в ходе судебного разбирательства».

Пример № 2 (дело Волкова, возражения против иска о разделе нажитого в браке имущества). Вначале излагаются нормы, регламентирующие раздела имущества, нажитого в браке, после этого даётся анализ фактов и представленных оппонентом доказательств: «С учётом этих замечаний общего характера я перехожу к анализу объяснений, данных истицей, и доказательств, ею представленных». Затем вывод: «Таким образом, анализ всех материалов дела позволяет прийти к следующим выводам: …». В этом деле схема получается усложнённой: норма права — юридически значимые факты, указанные в норме права — распределение бремени доказывания юридически значимых фактов — кто и что доказал — какие факты установлены.

Пример № 3 (дело Власовой — поддержание иска о признании права на кооперативную квартиру). Вначале излагаются нормы права, для того, чтобы выявить какие обстоятельства юридически значимы для дела и какие подлежат доказыванию: «Прежде чем перейти к изложению обстоятельств дела в том хронологическом порядке, каком они складывались на протяжении последних нескольких лет, я полагаю необходимым представить суду соображений о тех правовых предписаниях, о нормах закона и иных актах, которые должны быть применены при разрешении возникшего спора между Власовой и ЖСК. Такое предварение фактической стороны спорного отношения позволит, как я надеюсь, отобрать для исследования и оценки только такие данные, с наличием которых связаны определённые правовые последствия, что будет способствовать правильному определению границ правового конфликта и его надлежащей квалификации… Таким образом, предъявляя иск к ЖСК Власова должна представить суду данные в подтверждение того, что она была вселена в квартиру своей бабушки Ленской как член семьи и именно в таком качестве проживала совместно с ней до её смерти. Только при доказанности этих фактических обстоятельств моя клиентка вправе ставить вопрос о неправильности решения общего собрания пайщиков кооператива, отказавшего ей в приёме в члены ЖСК и тем самым в признании за ней права на дальнейшее пользование квартирой…».

Затем автор переходит к анализу доказательств: «Теперь позвольте обратится к фактическим обстоятельствам дела и обсудить вопрос о том, в какой мере следует считать доказанной ту картину событий, на которой настаивает Ольга Власова и с которой она связывает правомерность своих притязаний».

По результатам анализа доказательств делается вывод о доказанности иска: «Таков фактический и доказательственный материал, собранный по делу со всей возможной полнотой, анализ которого позволяет прийти к выводу о доказанности тех обстоятельств, которые лежат в основании исковых требований моей доверительницы».

В конце речи производится разбор возражений оппонентов: «Теперь следует ответить на те возражения, которые были выдвинуты ЖСК…».

3.3. Заключение

Помимо стандартных заключений, состоящих лишь в простой просьбе к суду сделать то, что нужно его доверителю (отказать в иске, удовлетворить жалобу и т. п.), автор в некоторых делах использует три приёма, которые позволяют усилить убедительность речи. Эти приёмы состоят в следующем:

1. Объяснение суду какое доброе дело будет сделано, если иск будет удовлетворён: [возражение против иска о выселении] «…Исковые требования об их выселении, заявленные во исполнение этого обязательства, являются необоснованными и подлежат отклонению. Встречный иск моих доверителей о заключении с ними договора найма на всё занимаемое ими помещение размером 39 кв.м. полностью соответствует требованиям ст. 315 ГК и потому должен быть удовлетворён. Такое решение положит конец явно необоснованным претензиям Николаевых на комнату, принадлежащую моим доверителям, оно явится законным и справедливым итогом этого затянувшегося спора, создаст для научных работников Камневых нормальные жилищные условия и позволит им все свои силы и время направлять на занятия исследовательской работой, которой они посвятили свою жизнь».

Другой пример: [поддержание иска о признании недействительным обмена квартирами] «Я исчерпал соображения в пользу правоты позиции, отстаиваемой по делу Марией Николаевной Волгиной. Позвольте выразить надежду, что решением суда она будет восстановлена в правах члена кооператива на занимаемую ею однокомнатную квартиру, договор обмена жилыми помещениями и обменные ордера будут признаны недействительными, а в иске о её выселении отказано ввиду полной необоснованности этого требования. Таким решением вы не сможете конечно, принести успокоение истерзанной горем 77-летней женщине, но защитите её право дожить оставшиеся годы в собственной квартире». Здесь виден один из традиционных приёмов дореволюционных адвокатов, которые в такой манере часто заканчивали речи по уголовным делам, говоря о том, что подсудимый и так уже слишком много настрадался в этой жизни, так зачем его ещё наказывать?

Третий пример завершения речи я бы назвал «просьбой к суду о восстановление вселенской справедливости»: [возражение против иска о признании завещания недействительным по причине душевной болезни завещателя] «В своих объяснениях я постарался охватить все группы доказательств и их анализ в решении суда. Полагаю, что имеются все основания признать этот анализ полным, объективным и всесторонним, а выводы, к каким пришёл суд — находящимися в полном соответствии с материалами дела. Мне остаётся добавить немногое. Дача, о которой возник спор, ранее принадлежала деду истцов и ответчика, они сами и их семьи пользовались ею в течение многих лет, а потому у всех трёх братьев имеются равные права на эту дачу. Это естественное положение пытался нарушить ответчик Вронский, когда в 1973 году он стремился добиться дарения большей части дачи ему одному, а когда из этого ничего не вышло, организовал составление завещания от имени душевнобольной матери. Народный суд правильно учёл все правовые, медицинские и моральные аспекты этого сложного дела и в соответствии со ст. 56 и 532 ГК РСФСР постановил законное, обоснованное и справедливое решение, для отмены которого никаких оснований не имеется».

2. Обоснование того, что вынесение судебного акта в пользу его доверителя никак не ущемит права оппонента, например, и не повлечёт негативных последствий: [поддерживая иск о признании права на кооперативную квартиру и выселении лица, его занявшего] «Поскольку Игнатов до вселения в спорную квартиру проживал в доме ЖСК „Стрела“, пайщиком которого он являлся, правом на предоставление другого помещения при выселении он не пользуется. Учитывая, однако, что в доме ЖСК „Заря“ имеются свободные двухкомнатные квартиры, Игнатов может обратиться к общему собранию пайщиков с просьбой о принятии его в члены кооператива на одну из свободных квартир».

3. Указание, что отказ в иске не лишает истца защищать своё право иным образом: «Здесь налицо юридическая ошибка, суть которой состоит в неверном определении истицей надлежащих ответчика и третьего лица, а равно в неправильном формулировании ею предмета своих исковых требований. К счастью для Далиной, допущенная ею ошибка носит процессуальный характер и может быть предъявлена путём иного иска…».

4. Аргументация

Перейдём к разбору отдельных приёмов, которые автор использует для аргументации своей позиции.

1. В начале речи ставится вопрос, от решения которого зависит дело, с указанием на то, что если на него будет дан один ответ — судебный акт должен быть в пользу одной стороны, если другой ответ, то в пользу другой стороны: «Очевидно, что правовой основой вашего решения, его стержнем является ответ на вопрос о законности и действительности договора обмена жилыми помещениями, по которому Ольга Волгина прописана в спорной квартире с 1977 году, а Виктор Иванович Огнев — в начале 1979 года, но в которой они как порознь, так и совместно никогда не проживали».

2. Интерпретация позиции оппонента — это её пересказывание суду, но под выгодным вам углом зрения, когда из самого пересказа позиции оппонента видна её ошибочность; именно в этом приёме этически допустима ирония (пример этого приёма — см. дело Кленова, стр. 183).

3. Если доверители автора вели себя неразумно или противоправно, то он всегда это признаёт и даёт этому разумное объяснение (но не оправдание): «Мы не закрываем глаза на то, что намечавшаяся сделка была отнюдь не безупречной в правовом отношении, что с её помощью предполагалось обойти установленный порядок распределения кооперативной квартиры». Это верный подход, так как каждый факт в линии спора должен быть объяснён с позиции интересов клиента. Это вызывает доверие у суда и блокирует негативную для клиента интерпретацию тех же фактов со стороны оппонентов. Автор спокойно признаёт действие клиента по причине правовой неграмотности; признаёт допущенную клиентом юридическую ошибку, например, неточность в оформлении дарения, но использует эту ошибку к пользе клиента как доказательство правдивости его объяснений, а также показаний его свидетелей (дарителей): «Я позволю себе заметить, что в данном случае те огрехи, которыми сопровождалось оформление передачи денег Волкову, лишний раз свидетельствует о безупречной правдивости допрошенных свидетелей и соответствии их показаний действительности».

4. Приём «Нет нормы», используемый для возражений против иска. Возражения чаще всего строят так: «требование истца незаконно, так как оно противоречит такой-то норме». Приём немного меняет эту формулу и звучит так: требование истца незаконно, так как в законе нет нормы, допускающей это требование. Иногда он сопровождается задаваемым в судебном заседании вопросом оппоненту, состоящему в просьбе указать норму права, на которой основано требование оппонента. Это очень эффективный приём, однако в практике моих коллег я встречаю его очень редко. Пример из моей практики: гражданин предъявил к продавцу бытовой техники иск, в котором просил обязать продавца продать товар с бонусной скидкой. Представляя интересы продавца, я, помимо прочего, сослался на то, что ни в ГК РФ, ни в Законе «О защите прав потребителей» нет нормы, обязывающей продавца давать скидки. Как потом выяснилось, это был один из решающих доводов для отказа в иске. Пример из недавней практики Верховного суда — определение от 15.05.2018 № 87-КГ18−2: «Удовлетворяя исковые требования управления имущественных и земельных отношений администрации г. Костромы, суд апелляционной инстанции в нарушение требований ч. 4 ст. 198 ГПК РФ не указал на основании каких положений действующего законодательства право собственности Соколова В. А. на объект недвижимости подлежало прекращению».

5. Приём «Непоследовательность». Три шага: (1) указание на факты, которые должны были происходить в прошлом, если бы доводы оппонентов были верны, (2) указание на отсутствие этих фактов, (3) вывод: ошибочность доводов оппонентов. Пример — дело Гориной, в котором был предъявлен иск о взыскании с поверенной растраченных денег доверителя. Ответчица утверждала, что деньги ей были подарены. Одно из возражений автора: «Если бы Горин хотел подарить деньги Леоновой, ему достаточно было просто передать их ей в сберегательной кассе или открыть счёт на её имя, а не выдавать ей доверенность на право распоряжения своим вкладом и впоследствии требовать их возврата».

В другом деле к клиенту автора был предъявлен иск об оспаривании договора дарения дома как мнимой сделки, поскольку цель её сторон состояла не в дарении дома, а в его достройке. Автор возражает: «Если бы требовалось достраивать дом, то заключать договор дарения не было бы никакой необходимости: Ковалёву достаточно было бы выдать в этом случае доверенность своей жене, с помощью которой она могла бы приобретать строительные материалы, заключать договоры на производство необходимых работ».

Разновидность этого приёма: критика процессуального поведения оппонента, указание на то, что он мог сделать для усиления своей позиции в ходе судебного процесса, но не сделал, что позволяет сделать вывод о тех или иных фактах спора против оппонента. Возражая против иска о выселении самовольно занятой квартиры, автор привёл следующий довод: «И здесь истец проявил удивительную пассивность, не озаботившись выяснениям столь важных для исхода дела обстоятельств. Ведь совершенно очевидно, требование о выселении Комаровой во многом выиграло бы в своей силе и убедительности, если бы суду было сообщено о наличии у неё другой жилой площади, где она проживала и может жить дальше».

Другой пример. Поддерживая иск о признании договора обмена квартирами недействительным как заключённым под влиянием заблуждения (доверительница автора не знала, что в полученной по обмену квартире ей нельзя жить по медицинским показаниям), автор отметил следующее: «Дело неоднократно откладывалось по просьбе ответчиков, причём ими не завалялись ходатайства об истребовании каких-либо новых документов или о совершении иных процессуальных действий в целях проверки фактических данных содержащихся в медицинской документации, имеющийся в материалах дела». И далее: «Я позволю себе напомнить, что при подготовке к судебному разбирательству, а также при отложении дела по просьбе ответчиков все факты, указанные в документах поликлинического отделения больницы им. Боткина и в заключении районной СЭС, ими не оспаривались. Ответчики не ставили под сомнение ни квалификацию, ни добросовестность врачей, давших заключение о состоянии здоровья Григорьевой и прогнозе её заболевания в условиях проживания в шумной обстановке, ни компетентность санитарных врачей, обследовавших спорную квартиру по направлению суда».

6. Приём для защиты от иска, когда сам факт его предъявления рассматривается как покушение на честь и достоинство доверителя — ответчика по делу, «на которые брошена тень самим фактом предъявления настоящего иска». По известному делу Каневского автор сказал следующее: «В заключение своего выступления по этому сложному и необычному делу я позволю выразить уверенность в том, что права и интересы моего доверителя, основанные на законе и подтверждённые всеми материалами дела, будут защищены судом, его безусловная правота и доброе имя, поставленные под сомнение самим фактом возбуждения настоящего дела, найдут своё подтверждение в вашем решении, которым прокурору должно быть полностью отказано ввиду незаконности и необоснованности заявленных требований».

7. Учёт индивидуальных психологических особенностей состава суда. Речь идёт о деле Гончаровой. Её супруг предъявил иск о расторжении брака, в котором помимо прочего, требовал передать ему автомобиль, выигранный супругами в лотерею до брака, поскольку полагал его своим добрачным имуществом. Гончарова предъявила встречный иск, в котором просила передать автомобиль ей, поскольку он является пусть и добрачной, но общей долевой собственностью супругов.

По действовавшему в то время ГПК РСФСР такие дела рассматривались судом в составе судьи и двух народных заседателей. Я не знаю, кто был в составе суда, рассматривавшего это дело, по содержанию речи это установить невозможно, я лишь предполагаю, что скорее всего в состав суда входили только женщины, так как Ватман в своей речи он мягко нажимает именно на традиционные женские ценности — на возможность вернуть мужа в семью, для чего необходимо передать машину Гончаровой.

Речь по делу он начинает так: «Вот уже десять месяцев, с момента, как заявление Гончарова о расторжении брака было принято к производству народного суда Гончарова борется за сохранение своей семьи. За этот период она неоднократно ходатайствовала об отложении судебного разбирательства, надеясь, что её муж, с которым она проживала совместно с лета 1966 года, одумается, вернётся в семью, а дело будет прекращено».

А заканчивает так: «Когда вы будете решать вопрос, как поступить с автомашиной, я прошу ещё раз учесть мнение Галины Ивановны [Гончаровой — С. Р.], что „Волга“, так легко доставшаяся, а затем увёзшая мужа из дома, вновь вернёт его в семью, если машина будет передана ей. Ведь никто так хорошо не знает Михаила Петровича [истец — С. Р.], как его жена. И если и сегодня, несмотря на столько месяцев семейного разрыва, на встречи с мужем только в судебном зале, на категорический отказ Михаила Павловича от примирения, Галина Ивановна всё ещё надеется на восстановление своей семьи, то при решении дела это не может не быть учтено. Оставить машину истцу — значило бы поставить крест на этих надеждах, которые, возможно, осуществляться даже в случае, если вашим решением брак всё же будет расторгнут. Нельзя не принять во внимание так же и пагубное пристрастие Гончарова к вину. Поскольку истец за управление автомашиной в нетрезвом состоянии вторично был лишён водительских прав до осени 1974 года, а моя доверительница имеет такие права, было бы явно нецелесообразно, да и не безопасно оставлять машину в его распоряжении».

Если моё предположение верно и в составе суда действительно были только женщины — то мои аплодисменты адвокатскому мастерству автора.

5. Язык

Убедительность речей Ватмана имеет причиной не только их структуру и логику, но также уникальный язык. Как это свойственно всем выдающимся адвокатам, у него был свой узнаваемый речевой стиль, представлявший собой сплав трёх компонентов: судебно-бюрократического канцелярита, литературного русского языка и обыденной разговорной речи. Все эти компоненты брались автором из реалий советской жизни 70−80 годов прошлого века, были погружены в советский правовой и политический контекст и основаны на высочайшей общей и речевой культуре автора. Стоит выделить три особенности его языка.

1. У Ватмана были свои личные речевые конструкции, слова и выражения, которые он чаще всего использовал в судебных речах. Их три:

(А) «Позвольте…» — обращённая к суду риторическая просьба разрешить автору что-то сделать. Это слово имеет в судебных речах давнюю традицию, например, основанные на этом слове обороты использовал Спасович, который в своих речах переходя от изложения позиции оппонента к своим возражениям говорил: «В том, да позволено мне будет усомниться». Ватман использует это слово так: «Позвольте не согласиться с таким рассуждением…», «позвольте, прежде всего, остановиться на таком виде доказательств, как…», «позвольте теперь перейти к анализу доказательств», «позвольте напомнить вам, товарищи судьи,…», «в подтверждение правильности этого вывода позвольте указать так же на …», «позвольте, прежде всего напомнить…», «позвольте теперь перейти к рассмотрению этого нового требования истицы», «позвольте начать анализ материалов дела с первого искового заявления», «позвольте прежде всего остановиться на доводе о …», «позвольте изложить доводы на этот счёт», «позвольте теперь перейти к представлению доводов по поводу неправомерности занятия спорной квартиры ответчиком…».

Иногда слово «позвольте» (вариант — «разрешите») используется вместе с оборотом «как я надеюсь»: «Позвольте обратиться к доводам судебного решения и сопоставить их с мотивировкой жалобы, что позволит, как я надеюсь, выявить полную необоснованность выдвинутых кассатором критических аргументов», «разрешите мне кратко изложить обстоятельства, которые предшествовали оформлению этой сделки, что позволит, как я надеюсь, надлежаще оценить вывод суда о её противозаконности…»

Из личного опыта могу сказать, что речевые обороты со словом «позвольте» психологически комфортны для судей и хорошо ими воспринимаются, так как они привычны (судей постоянно о чём-то просят) и создаёт у них иллюзию контроля за ходом процесса (ведь можно и не позволить).

(Б) «Выдвинуть»: «Выдвинуть перед судом…», «выдвинуть свои соображения», «в ответ на выдвинутый здесь довод необходимо заметить следующее…», «подобное соображение выдвинуто не было…», «проблема исковой давности выдвинута сейчас в жалобе моего клиента в качестве кассационного довода».

(В) «Находиться в очевидном противоречии»: «Но коль скоро мой доверитель, как член ЖСК, сохраняет право пользования квартирой, предоставленной ему на законных основаниях и в установленном порядке, требование о его выселении находится в очевидном противоречии с положениями со ст. 124 ЖК РСФСР», «с этим выводом суда нельзя согласится, так как он находится в очевидном противоречии с материалами дела», «это утверждение находится в очевидном противоречии с содержанием…», «при таких обстоятельствах просьба о прекращении дела, выдвинутая в протесте, находится в очевидном противоречии с …».

2. Ватман — гений вводных (которыми начинается изложение мысли) и переходных (которыми отделяется изложение одной мысли от другой) фраз. Многие судебные представители с ними затрудняются. У автора они получались просто, легко и естественно:

«Я полагаю целесообразным возражать против исковых требований в той последовательности, как они хронологически были выдвинуты перед судом и как они защищались и отстаивались в сегодняшнем судебном заседании. Такая система аргументации позволит вам, как я надеюсь, должным образом оценить доводы противоборствующих сторон и их представителей и разрешить вопрос о праве истицы на пользование спорной квартирой»

«…Именно это обстоятельство особо подчёркивают наши противники, полагая, что оно свидетельствует о приобретении спорной квартиры для всей семьи, следовательно, и для истицы. Представляется, однако, что этот вывод сделан слишком поспешно, поскольку были оставлены без внимания некоторые обстоятельства, имеющие весьма существенное значение»

«Юридическая квалификация спорных правоотношений в этой части исковых требований, данная не только в вынесенных по делу судебных решениях, но и в протесте в порядке надзора, не может быть признана правильной и вызывает серьёзные возражения».

«Все перечисленные мной доказательства в своей совокупности приводят к непреложному выводу…»

«Таким образом, анализ всех материалов дела позволяет прийти к следующим выводам…»

«При этом, однако, привлекает к себе внимание следующее немаловажное обстоятельство…»

«Наконец, в качестве странного, и, на мой взгляд, недопустимого процессуального своеволия следует указать на… Другим примером столь же вольного обращения с нормами процессуального закона должна быть признана та часть решения, в которой говориться о…»

«Все эти данные позволяют высказать серьёзные сомнения…»

«Однако при этом ответчик упускает из виду, что…»

«Наши противники удивительным образом не замечают…»

«В ответ на это соображение достаточно напомнить…»

А вот переходные фразы:

«Обратимся теперь к анализу обстоятельств, на которых строится основание иска»

"Теперь я перехожу к обсуждению правомерности требования о выселении…"

«Резюмируя изложенные соображения, я прихожу к твёрдому выводу, что …»

«С учётом всех этих обстоятельств я прихожу к заключению…»

3. Третья особенность стиля Ватмана — использование устаревших слов и речевых оборотов, которые придавали его речам дополнительный шарм и обаяние. Автор иногда, а вывести здесь общее правило невозможно — это сугубо дело вкуса и меры, с чем у Ватмана было всё в порядке, переставлял слова в ином порядке, чем это обычно было принято в современном ему русском языке, в результате его речь получала лёгкий «налёт старины»: «на средства, лично ему не принадлежавшие», «утверждения, ничем по делу не доказанного», «интересно, как бы в этом случае истица обосновывала бы претензии на деньги, заведомо ей не принадлежащие?», «в квартирах, законно ими полученных… по основаниям, в законе указанным», «что повлечёт за собой последствия, только что мною указанные», «что касается ссылки кассатора на неравный раздел пая в ЖСК и оставление впоследствии квартиры моей доверительницей, то придётся ему напомнить некоторые обстоятельства, эти действия вызвавшие».

В эту же особенность можно отнести использование устаревших слов и выражений, например, «позволительно спросить». Основания для отмены решения в кассационном порядке (сегодня — апелляционном) он иногда называет «кассационными поводами», как они назывались в Уставе гражданского судопроизводства 1864 года. Иногда, формулируя просьбу к суду, он говорит «обратить дело к новому рассмотрению» — так было принято говорить до ГПК РСФСР 1964 г., который ввёл существующее до сих пор понятие «вернуть дело на новое рассмотрение».

6. Сравнение речей Ватмана с речами других советских адвокатов

В заключение осталось оценить качество речей Ватмана путём сравнения с речами других советских адвокатов, его современников. Это полезно сделать для ответа на два вопроса — первый: судебные речи Ватмана — это действительно высшее адвокатское мастерство или это обычный уровень большинства адвокатов того времени? Второй вопрос: другие адвокаты в своих речах показывали что-то такое, чего нет у Ватмана и что было бы полезно нам, современным адвокатам?

Для ответов на эти вопросы обратимся к речам по гражданским делам других советских адвокатов, опубликованных в следующих изданиях:

(А) Судебные речи адвокатов по гражданским делам (методическое пособие). М. Выпуски №№ 1, 2, 3, 4, соответственно 1972, 1973, 1974, 1975 г. г. Эти сборники выпускал Московский общественный научно-исследовательский институт судебной защиты и усовершенствования адвокатов при Президиумах Московской городского и областной коллегий адвокатов (интересно отметить, что в Российской государственной библиотеке они до сих пор хранятся под грифом «ДСП») (далее — Методическое пособие с указанием номера выпуска).

(Б) Речи советских адвокатов по гражданским делам. Сост. Д. П. Ватман, И. Ю. Сухарев; Отв. ред. С. В. Натрускин. — М.: Юрид. лит., 1976. (далее — Речи)

(В) Слово адвокату. Речи советских адвокатов по гражданским и уголовным делам / Сост.: Ватман Д. П., Поляк А. Г. Под ред.: Апраксин К. Н. — М.: Юрид. лит., 1981. (далее — Слово).

Анализ речей, опубликованных в этих сборниках, даёт основания для следующих ответов на поставленные вопросы.

Речи Ватмана ничем не отличаются от речей других адвокатов с точки зрения глубины проработки позиции по делу и качества аргументации, однако ощутимо превосходят в части структуры и языка. Этот факт делает изучение речей, опубликованных в указанных сборниках, полезным занятием для каждого, кто хочет хорошо говорить в суде.

Другие адвокаты в своих речах не показывают ничего такого, чего не было бы в речах Ватмана. Используемые Ватманом приёмы аргументации являлись в то время общим интеллектуальным достоянием всех адвокатов, представляющих интересы своих доверителей в суде по гражданским делам. Их речи — это полезные для изучения примеры использования этих приёмов. В них можно найти:

(1) примеры чёткого разграничения вопросов права и факта (речь В. А. Клоковой по делу А. А. Ивакина — Методическое пособие, вып. 4),

(2) точное определение фактов, входящих в предмет доказывания (речь М. Л. Израховича по делу И. Г. Картузова — Слово),

(3) уместные ссылки на этические соображения (речь Ю. М. Гильмана по делу В. С. Рюриковой, речь М. С. Липецкера по делу Никитиных — Речи),

(4) примеры правильного отношения к оппонентам (речь В. Е. Коморского по делу А. В. Маркиной, который в своей речи назвал представителя оппонента «опытным адвокатом», с подтекстом «даже он согласен, что в позиции его доверителя не всё так просто»), признание за оппонентом условной правоты (речь Г. В. Любарской по делу Н. Ф. Морозовой, речь А. Н. Туровецкого по делу М. И. Боброва — Речи); Л. А. Майданник по делу А. А. Голубева сказал так: «Требование объективности вынуждает меня признать, что НИИВиС [ответчик, оппонент по делу — С. Р.] в лице его представителя доказал отсутствие своей вины… В мою задачу, конечно, не входит защита интересов соответчика, но как адвокат, представляющий интересы истца, я заинтересован, чтобы решение суда в случае удовлетворения иска было обоснованным» (Речи),

(5) изложение плана речи (речь Ф. С. Хейфеца по делу В. Г. Паниной: «Товарищи судьи! Нам необходимо исследовать фактические обстоятельства, имевшие место 10−16 лет тому назад, правильно решить вопрос об исковой давности и, наконец, рассмотреть процессуальный вопрос о допустимости свидетельских показаний и вопрос об основаниях признания сделки недействительной» — Речи),

(6) ссылка на юридическую неосведомлённость клиента (речь Л. А. Майданника по делу А. П. Струмилиной, речь Д. А. Каплан по делу Н. В. Мироновой: признание, что его клиентка подписала обязательство из-за юридической неосведомлённости — Речи),

(7) объективное признание неправоты клиента в отдельных вопросах, порочности его действий (речь И. И. Склярского по делу Е. Е. Пахомовой в поддержку иска о признании недействительным охранного свидетельства и выселении: «Не надлежит поверенному критиковать в суде своего доверителя, но иногда этого невозможно избежать. Приходиться называть вещи своими именами: обе стороны обманули органы власти, скрыв, что их брак расторгнут» — Методическое пособие, вып. 3),

(8) конструкция «позвольте» (речь Е. Мальцаса по делу К. Керулите — Речи, А. Н. Туровецкого по делу М. И. Боброва — Речи, речь Б. В. Филиппова по делу И. Я. Сыркиной — Речи),

(9) особые приёмы окончания речи («доброе дело» и «восстановление вселенской справедливости»):

(А) речь А. В. Петрова по делу В. Д. Костровой (по делу о признании завещании недействительным): «Вдова Николая Ярославича сможет, наконец, обрести покой, которого она была лишена долгих четыре года. Будет защищено её доброе имя, которое пытались очернить её пасынок Юлий Костров и брат её мужа — Илья Ярославич Костров. Наконец, она сможет использовать законно перешедшее к ней имущество мужа для сооружения ему памятника. Николай Ярославич Костров, Герой Социалистического Труда, был замечательным творцом-строителем. Выполнить его последнее желание — долг живых перед светлой памятью этого большого человека, так много сделавшего для людей» (Речи),

(Б) речь В. П. Садкова по делу М. И. Яковлева: (иск о восстановлении на работе тренера футбольного клуба): «Я уверен: знания, опыт, педагогическое мастерство М. И. Яковлева ещё будут служить нашему футболу» (Речи),

(В) речь М. С. Липецкера по делу С. И. Зубова [возражение против иска о безвозмездном изъятии дома] «При рассмотрении настоящего дела необходимо учесть, что Зубов — честный советский труженик. Он проработал свыше сорока лет в промышленности, занимал ответственные посты, за отличную работу неоднократно награждался орденами, медалями и почётными званиями. Никаких порочащих его поступков он никогда не совершал, ни к какой ответственности не привлекался. Сейчас он достиг преклонного возраста и ушёл на заслуженный отдых. За долгие годы трудовой жизни Зубов не нажил никакого имущества, кроме дома, который является предметом спора. Лишать его сейчас на склоне лет, этого единственного достояния было бы несправедливо» (Слово),

(Г) речь Д. С. Левенсона по делу о восстановлении на работе незаконно уволенного школьного учителя К. Г. Крямова: «Я надеюсь, что после справедливого решения суда в школе воцаряться мир и порядок, от которого выиграют в первую очередь дети. А в этом кровно заинтересовано всё наше общество» (Методическое пособие, вып. 1).

Последний пункт сравнения рецензируемых речей с речами других советских адвокатов по гражданским делам — использование в речах ссылок на научные труды. В советское время этот способ аргументации был широко распространён, во всяком случае гораздо больше, чем сейчас; в наше время в подавляющем большинстве случаев принято ссылаться на судебную практику. Это было вызвано тем, что в советское время не было такого как сейчас обилия опубликованной судебной практики; взять её можно было только в выходящих раз в месяц «Бюллетене Верховного суда СССР» и Бюллетене Верховного суда соответствующей союзной республики. Поэтому в спорных случаях советские адвокаты прибегали к доктринальным источникам, благо в советское время юридических книг и периодики было, также, как и судебной практики, намного меньше, чем сейчас и следить за всеми новинками при должном усердии было вполне возможно.

В речах Ватмана есть две ссылки на научные источники: монографию Ю. К. Толстого «Советское жилищное законодательство», вышедшую в Ленинграде в 1974 г. и вышедший в 1967 году в издательстве «Юридическая литература» учебник «Советское гражданское право» под редакцией О. С. Иоффе.

Другие советские адвокаты для аргументации своей позиции в суде так же привлекают доктринальные источники либо вступают в научную полемику с доктринальными доводами оппонентов: Е. Л. Вакман в речи по делу М. И. Зиновьева оспаривает ссылку оппонента на книгу В. Я. Ионаса «Критерий творчества в авторском праве и судебной практике» (Речи); А. М. Фельдмана в речи по делу В. П. Левченко ссылается на учебник Б. С. Антимонова и Е. А. Флейшиц «Авторское право» (Госюриздат. 1957) (Речи); Ю. М. Гильман в речи по делу В. С. Рюриковой говорит: «Таково единодушное мнение авторов комментариев к ГК, статей журналов, учебников гражданского права; обширный обзор юридической литературы по этому вопросу мною приложен к кассационной жалобе» (Речи); И. Я. Горенштейн в по делу М. П. Стрельцовой для обоснования сути обмана в сделке ссылается на учебники «Советское гражданское право» 1950 и 1958 г. г. (Речи); Е. В. Нахимова в речи по делу И. А. Зорина для обоснования момента возникновения права пользования кооперативной квартирой у члена-пайщика ЖСК ссылается на монографии И. С. Гуревича «О жилищных правоотношениях в домах жилищно-строительных кооперативов», В. Ф. Чигир «Жилищное правоотношение», Е. Н. Гендзехадзе «Жилищно-строительные кооперативы в городе и селе» и Б. С. Лесина «Право пользования жилой площадью в домах ЖСК» (Слово); Л. Г. Могилянский в речи по делу А. Н. Приймака ссылается на толкование ст. 246 ГК РСФСР, содержащееся в «Комментарий к ГК РСФСР (М. 1970) (Слово); Л. Е. Раппопорт в речи по делу А. И. Кузенковой заимствует аргументы из монографий В. Ф. Маслова «Вопросы общей собственности в судебной практике» и А. А. Ярошенко «Личная собственность в гражданском праве» (Слово).

***

Краткий вывод по рецензии в целом: речи Ватмана — это непревзойдённый образец того, как надо говорить с судом на одном языке, убеждать суд, заставлять суд себя слушать и с собой считаться. То, что они произнесены на основе советского законодательства ни на йоту не снижает их методической ценности. Их тщательное изучение очень полезно для повышения профессиональной квалификации как начинающих, так и опытных адвокатов.